Жорж Сименон - Человек из Лондона

…А в это время Малуан, сидя дома за ужином, даже не заметил, что его сынишка облокотился на стол.

— Сдается мне, что ты заболел гриппом, — заметила жена.

— У тебя одни глупости на уме, — ответил он. Малуан взял свой бидончик с кофе, бутерброды и, поцеловав жену и сына, надел фуражку.

Мадам Малуан была бы крайне удивлена, если бы ей сказали, что ее мужу страшно. И самое главное, что он боится темноты!

Спуск с косогора до набережной не был освещен. Малуан шел вниз с такой скоростью, что чуть было не упал. В то же время он думал, что мысль жены о гриппе не так уж и плоха. Пусть у него будет грипп, тогда на неделю дадут отпуск!

Огни набережной отражались в водах гавани, и было видно, как Батист направляет свою «Божью благодать» к причалам, заменяя удочки и верши.

— Привет, Малуан!

Голос доносился из сырой мглы, где дрожал огонек ялика, и свет этот казался далеким, хотя был совсем рядом.

— Привет, Батист!

Может, Малуан чувствовал бы себя лучше, если бы ему удалось выспаться? Проходя мимо, он заглянул в кафе «Швейцария», но англичанина там не было. К себе в будку он поднялся мрачнее тучи, опоздав на две минуты. Малуан занял свой пост, не обмолвившись и словом со стрелочником, которого сменил.

Светились огни «Мулен Руж». Туда уже подходили музыканты. Малуан присел у печки и взглянул на пульт.

Когда утром, после смены, волоча ноги, Малуан вошел на кухню, жена, едва взглянув на него, воскликнула:

— Ну, теперь-то ты видишь, что у тебя грипп? Так кто же был прав?

Она вовсе не была права. Никакого гриппа у него нет. Но видно, и впрямь у него больной вид, раз жена это заметила. Правда, у нее была особая способность чуять, когда дела не клеятся, особенно если речь шла о чем-нибудь грязном или постыдном, или о денежных затруднениях. Она первой замечала прыщик у кого-нибудь на лице или разоблачала обман Эрнеста.

— Много не ешь! Сейчас приготовлю тебе грог.

Обычно, возвращаясь с дежурства, он ел мясо с разогретым картофелем, но сегодня даже не присел к столу и, метнув злой взгляд на жену, направился к лестнице в спальню.

Никогда до сих пор он не испытывал после службы такой усталости. Все тело ныло, голова болела. А главное, его мутило, как после сильной попойки.

— Оставь меня в покое! — крикнул он жене, которая направилась было за ним наверх.

Он не хотел видеть, как она станет сновать вокруг постели, надоедая советами.

— Ты не станешь пить грог?

В ответ он захлопнул дверь. В ушах отдавалась сирена, ревущая в тумане. В комнате было холодно. Он швырнул один ботинок налево, другой направо, бросил на спинку стула брюки и, оставшись в одной рубашке, уставился на ноги.

Неужто его вновь будут одолевать думы? Разве недостаточно всей прошлой ночи? Крадучись, будто собираясь сделать что-то дурное, он босиком подошел к окну и рывком распахнул его, так что заскрипели рамы.

На улице был туман, и однако, присмотревшись, Малуан различил метрах в пятидесяти от дома фигуру человека.

Он был доволен тем, что напугал этого человека. Конечно, напугал, иначе для чего нужно было так резко распахивать окно да еще высовываться. Малуан был уверен, что после этого англичанин кубарем скатится с откоса и возвратится в город.

Малуан лег в постель, разговаривая сам с собой, как это делал обычно в будке:

— Я должен непременно уснуть, иначе больше не выдержу!

Какую ночь он сегодня провел! А ведь ничего ужасного не произошло, ничего, заслуживающего внимания. Предыдущая ночь была в тысячу раз драматичнее, ведь в нескольких метрах от него был убит человек.

Может, это связано с тем, что теперь он знал убийцу? Нет, конечно, он с ним не разговаривал, не знал ни имени, ни профессии, ни причины, по которой тот пошел на убийство. Но теперь лицо этого человека изучено им лучше, чем лицо шурина, которого он видит ежемесячно на протяжении последних пятнадцати лет.

До полуночи набережная оставалась безлюдной, и прибытие судна из Ньюхевена прошло как обычно. Вначале ночь была светлой, но затем туман стал заволакивать воду, медленно пополз вверх, окутал весь город.

Оставшись без дела, Малуан так набил углем печку, что она раскалилась докрасна. Пришлось отворить окно. Он часто это делал, ибо при закрытых окнах Малуану казалось, что он оглох, когда же рама открывалась, он различал и опознавал любые звуки в порту. Даже не прислушиваясь, говорил себе: «Вот из порта выходит «Франсетта». Неплохая погодка для забрасывания сетей!»

Или же: «Вот и вернулся на своей машине месье Бабю».

Впрочем, он в лицо не знал судовладельца Бабю, который часто уезжал в Гавр и возвращался на своей машине. Дом его был неподалеку от морского вокзала, и Малуан часто слышал шум подъезжавшего автомобиля.

Сейчас с кормы английского судна сгружали соленую рыбу. Но даже скрип лебедки не мешал Малуану различать другие, более слабые и удаленные звуки. Около часу ночи он услышал плеск воды в той стороне гавани, где Батист обычно причаливал свой ялик.

Он сразу все понял. Только спрашивал себя: находится ли англичанин на борту один или вместе с Батистом? Когда же в еще прозрачном тумане ялик показался посреди гавани, стало ясно, что в нем находится только англичанин.

Он не был моряком, так как не мог справиться с кормовым веслом. Поскольку на ялике было лишь одно обычное весло, то англичанину приходилось трудновато, тем более что он старался не шуметь. Клоун загребал то слева, то справа, и, несмотря на все предосторожности, весло всякий раз задевало за борт. Ялик вихлял из стороны в сторону. Странное зрелище представлял в тумане человек в мягкой шляпе, пытавшийся управлять неказистым суденышком.

Сперва Малуан с любопытством наблюдал за ним, потом, словно одержимый, уже не мог оторвать глаз от ялика, уже ничего другого не видя и не слыша… В сгущавшемся тумане, когда и ялик и человек казались каким-то маревом, Малуан продолжал все видеть, но явственнее всего, во всех деталях, представлял себе лицо англичанина.

Он не смог бы с такой же точностью припомнить черты шурина или даже собственной жены, ничего не упустив, без всякого искажения.

Ялик приближался рывками, и Малуан был уверен, что остроносый человек смотрит сейчас на воду своими печальными глазами. Когда фигура клоуна распрямлялась, Малуан знал, что тот приподнимается, чтобы разглядеть его будку, которая на фоне темного неба была похожа на венецианский фонарь.

Ялик подошел к месту, куда упал чемодан. Вынув весло из воды, человек встал на ноги, но движения его были такими неловкими и неуверенными, что ялик все время покачивался.

Малуан угадывал каждый жест: вот англичанин распутывает линь, вот о борт стукает дрек, потом падает в воду.