Жорж Сименон - Человек из Лондона

«Если он поднимется, я отдам ему чемодан».

Англичанин поднялся еще на две ступеньки.

«Какую-то часть он мне выделит за труды…»

Малуану хотелось закричать. А ведь он был сильным мужчиной. Не раз ему доводилось вступать в драки в кафе.

Самое ужасное было то, что он неизменно представлял себе худое и мрачное лицо клоуна, которое с минуты на минуту могло появиться в двери.

Но нет! Клоун отпустил перила. Пошел прочь. Гравий скрипел под его подошвами. Может, ему было еще страшнее, чем Малуану? Или его напугал звонок, известивший о приближении вагонов?

Стрелочник нарочито громко перевел рычаги и различил далекий звук соединившихся рельсов с таким удовольствием, какого еще никогда не испытывал.

Зажглись огни в бистро на рыбном рынке. Ночь близилась к концу. Еще самое большее час темноты, один час, в течение которого Малуан не будет знать, что делает тот, другой: клоун исчез, растворился в тумане, который становился все более непроницаемым. Доносились лишь привычные шумы порта и города.

Оставалось убить время, слушая, как входят в порт два траулера, которые двигались очень медленно, вслепую, под оглушительный вой всех своих сирен. Когда траулеры оказались между причалами, стали слышны даже голоса впередсмотрящих, стоявших у форштевней.

Малуан набил первую за смену трубку и налил себе рюмку водки из бутылки сменщика, который позабыл ее на столе, там, где Малуан чуть было не оставил свой ключ.

Занимался день. Теперь все пойдет заведенным порядком: послышатся звуки рыночного колокола, стук запряженных лошадьми карет, рокот грузовиков, характерный скрип плетеных корзин, наполненных рыбой, голоса людей, шлепанье мокрой рыбы, падающей плашмя на плиты пола.

Малуан открыл путь вагонам со свежим уловом. Когда он в последний раз подбросил уголь в печку, уже рассвело. Но видимость не стала лучше, чем ночью.

Автомашины шли с зажженными фарами. Появились огни в домах, все в тех же домах, где одни и те же люди рано вставали.

— Все в порядке? — спросил сменщик, открывая дверь.

— В порядке! — ответил Малуан, позабыв, что накануне они поссорились.

Он посмотрел на свой шкафчик, убедился, что ключ у него в кармане, и стал спускаться по лестнице, железные перила которой были покрыты инеем.

Едва он минул морской вокзал, как заметил у края тротуара клоуна. Плащ его был мокрым, шляпа потеряла форму. Человек стоял, засунув в карманы руки, и смотрел на него. Клоун его ждал. Казалось, вот-вот он шагнет навстречу и заговорит.

Малуан не убежал бы. Не сделал бы ни одного жеста, чтобы защитить себя. Он заранее принял решение — все выслушать и поступить так, как ему скажет англичанин. Он вернулся бы в будку за чемоданом.

Но человек из Лондона не сделал такого шага, не заговорил; его глаза лихорадочно блестели, рот скорбно скривился, он лишь смотрел, как стрелочник проходит мимо.

Малуан споткнулся, шаги его были неуверенными. Он ждал удара или нападения. Он даже почувствовал облегчение, услыхав за собой шаги англичанина.

На остановке такси стояли водители. По тротуару шел полицейский. Малуану ничего нельзя было сделать! Он был в безопасности.

Только почувствовав под ногами рыбьи внутренности, Малуан догадался, что пересекает рынок, но вокруг себя он ничего не видел — и не только из-за густого тумана. Он был поглощен одной мыслью: клоун его преследует.

…Он пришел в себя лишь тогда, когда услышал голос жены:

— Ну, теперь-то ты видишь, что заболел гриппом!

Раз уж речь идет о гриппе, то это целиком ее сфера — повод для того, чтобы варить отвары, принимать еще более грустный вид. Малуан был разбит, опустошен, подавлен, и все же ему нужно было все обдумать.

Но не так, как это делала жена, которая могла в течение трех дней обсуждать покупку кастрюли или бесконечно муссировать вопрос о том, брать ли Эрнесту уроки игры на скрипке, о чем уже больше года говорили и в его семье, и в доме шурина.

Все обдумать! Не исключено, что англичанин бродит возле дома. Ему известно, что Малуан все знает.

Слишком поздно относить чемодан в полицию. Но даже если и не было бы поздно, Малуан решился бы на такой шаг лишь скрепя сердце.

Что произойдет, если англичанин останется в Дьепе? Будет ли и впредь высовывать свою клоунскую голову из-за каждого угла?

Малуан встал с кровати и отворил окно так же резко, как в первый раз, но никого не увидел, кроме жены Батиста, разносившей по домам рыбу, да еще своей жены, которая, поторговавшись, купила сельдь. Опять сельдь!

Он немного поспал. Теперь за пеленой тумана угадывался желтоватый диск солнца.

Накануне в это время Малуан, против обыкновения, был на улице. И может потому, что это не было привычным, он сохранил приятное воспоминание от своего бесцельного шатания, особенно от стаканчиков, пропущенных в «Швейцарии» — лучшем кафе города, а не в какой-то забегаловке.

Легче думать вне четырех стен, среди шума толпы, находясь в движении. Мелочи не заслоняют главного. Он стал одеваться, и тут на шум, как и следовало ожидать, прибежала жена.

— Надеюсь, ты не собираешься выходить на улицу?

Очень хотелось бы избежать сцены, но…

— Оставь меня в покое!

— Потом вернешься и начнешь жаловаться, что заболел! А ухаживать за тобой придется мне…

Не чудно ли получается, живешь с женщиной двадцать два года, имеешь от нее детей, делишь с ней заработок, а по сути дела — чужой она тебе человек! И виновата во всем она — ничего не понимает и вечно хнычет. Она даже и мысли не допускает, что в дни, когда он ходит играть на бильярде, он имеет право вернуться навеселе. Никогда жена не спросит — кто выиграл? Более того, она одна не знает, что он лучший игрок Дьепа!

— Уверяю тебя, Луи…

— Заткнись!

Она спокойно выслушала грубость, раньше от такого слова могла проплакать три дня подряд.

— За семью отвечаю только я, не так ли? — Он смотрел ей прямо в глаза. — Это я работаю! И деньги на жратву тоже я приношу! А если завтра я скажу, что мы богаты? Что тогда? Если завтра я покажу тебе сотни тысяч?

Он вызывал ее на бой. А она отступила, не потому, что была потрясена, а просто хотела прекратить ссору. Но он уже не мог остановиться.

— Может, я на такое не способен? Не так ли ты думаешь? У нас ведь только твой шурин умник, потому что служит в банке. Погоди же! Именно ему я вручу деньги, чтобы он открыл мне счет.

Тут ему полегчало. Он надел свой лучший костюм из толстого синего сукна, какой обычно рыбаки носят по воскресеньям.

— Ты забыл носовой платок, — сказала жена.

— Я ничего не забываю, заруби себе на носу!

Улицы еще не существовало, лишь перед домом был выложен пятачок тротуара. Он обходил лужи, чтобы не запачкать начищенные ботинки. На вершине откоса Малуану встретился Эрнест, который возвращался из школы. Малуан поцеловал сына в холодную щеку.