Эрл Гарднер - Дело молчаливого партнера

Мейсон уселся и стал спокойно осматривать квартиру. На телефоне, дверных ручках сохранились еще остатки порошка, которым пользовались полицейские в поисках отпечатков пальцев. Пепельницы были заполнены окурками сигарет. Мейсону хотелось понять, оставлены ли они полицейскими или кем-то, кто побывал тут позднее.

Воспользовавшись тем, что управляющая увлеклась укладкой вещей в чемодан, адвокат внимательно исследовал окурки. Здесь курили сигареты трех сортов. На четырех окурках одного сорта и двух другого были следы губной помады, штук двадцать окурков третьего сорта следов помады не имели. Мейсон заметил, что окурки без помады были длинными, словно бы курившие очень волновались. Они гасили сигареты, едва докурив до половины.

— Ну вот, — сказала управляющая, — положить еще что-нибудь?

— Нет, нет, все в порядке. Спасибо. Скажите, а сегодня здесь кто-нибудь был?

— Думаю, что нет. Ко мне не обращались.

— Полиция?

— Нет, те начали прошлой ночью и кончили к утру.

— Уборка здесь производится?

— Конечно, но только раз в неделю. Она сама следит за чистотой.

— Когда будет следующая уборка?

— Не раньше субботы.

— Благодарю вас. Я передам мисс, как вы были любезны.

Мейсон вышел с чемоданом, отправил его на заднее сиденье и сказал Делле Стрит:

— Ну, теперь пора в больницу.

Было уже двадцать минут шестого, когда они добрались до места. Доктор Вильмонт уже их ждал.

— Пациентка здесь? — спросил Мейсон.

— Конечно, — ответил доктор. — Она проснулась сорок минут назад. Сознание ее вполне прояснилось, но еще остается слабость.

— Полиция знает?

— Нет еще.

— Но, по-видимому, они просили сообщить, как только…

— Правильно. Но я велел о состоянии больной сообщать прежде всего мне и не давать никакой информации без моего разрешения. И никаких посетителей я к ней не допущу, пока. В больнице хозяин — врач.

— Если так, то все прекрасно. Причиню ли я вам неприятности, если попробую поговорить с больной до прихода полиции?

— Безусловно, — твердо ответил доктор. — Вы поставите меня в ложное положение и нанесете урон репутации больницы. В известных пределах я могу пренебречь распоряжениями полиции, но в таком случае на меня ложится вся ответственность за состояние пациента.

— Вашу позицию и профессиональную этику я высоко ценю, доктор, — улыбаясь, сказал Мейсон. — Тем не менее прошу вас понять меня. Вы прекрасно знаете все порядки в больнице, а я — нет. Посоветуйте, как мне поговорить с мисс Дилмейер до появления полиции, не ставя вас в ложное положение.

— Вы должны это сделать без моего ведома, — мгновенно отреагировал доктор.

— А также без ведома дежурной сестры, — в тон врачу добавил Мейсон.

— Абсолютно верно.

— Я полагаю, персонал точно проинструктирован вами, что ничего такого не должно случиться.

— Конечно.

Мейсон закурил.

— Больная находится в палате триста девятнадцать, — продолжал доктор. — Скоро мне понадобится вызвать к себе дежурную сестру с графиками температуры и давления больной. Затем мне придется послать сестру к фармацевтам за назначенными лекарствами, а их к тому же еще придется изготовить. Итак, запомните, Мейсон, я не могу допустить вас к пациентке. Это невозможно. Пройдите сюда, пожалуйста.

Он подвел Мейсона к столику, за которым сидела сестра, и внушительно сказал ей:

— Никто из посетителей ни при каких обстоятельствах не должен быть допущен к мисс Дилмейер. Прежде всего ее должна посетить полиция, но лишь тогда, когда я смогу это разрешить.

— Я так и поняла, доктор, — ответила сестра в тоне безоговорочного послушания.

Вильмонт повернулся к адвокату:

— Очень сожалею, мистер Мейсон, но видите, как обстоят дела.

— Благодарю вас, доктор. Ваша позиция мне ясна. Не можете ли вы мне сказать, когда же больную можно будет повидать?

Доктор сухо покачал головой:

— Ничего не могу вам сказать по этому поводу, сэр. Видите ли, я в этом деле выступаю только как врач. Когда я смогу разрешить ей кого-нибудь увидеть, я первым делом должен буду известить полицию. А с этого момента уже не я буду определять, с кем и когда ей придется встречаться. Это будут решать власти. До свидания, мистер Мейсон.

— До свидания, доктор, — ответил Мейсон, повернувшись к двери.

Доктор Вильмонт быстро направился по коридору. Мейсон двинулся к выходу, но по пути внезапно свернул в телефонную будку. Увидев, что сестра не смотрит на него, Мейсон вошел в лифт, поднялся на третий этаж и разыскал палату триста девятнадцать. Однако он прошел мимо нее и стал ждать в конце коридора. Лишь когда из палаты вышла сестра, державшая в руках папку, он вернулся и открыл дверь.

Эстер Дилмейер, сидя на кровати, пила кофе. Увидев Мейсона, она сказала:

— Хэлло!

— Здравствуйте! Как себя чувствуете? — спросил Мейсон, садясь на край кровати.

— Еще как следует не поняла. А вы кто?

— Я Мейсон.

— Перри Мейсон?

— Да.

— Я вечная ваша должница. Ведь, кажется, вы спасли мне жизнь?

— Я сделал только то, что мог.

— Как вам удалось меня разыскать? Пришлось, наверное, побегать!

— Да, не без того.

— Сейчас мне кажется, что я отоспалась на всю жизнь.

— Не догадываетесь ли, кто послал вам отравленные конфеты?

Она смутилась.

— Решайтесь, решайтесь, — подбодрил ее Мейсон.

— Обвинить я никого не могу… Но случайно мне в клубе встретилась молодая женщина. Она была такой серьезной, такой искренней.

— Вы имеете в виду мисс Фолкнер?

— Да, это она. Ей принадлежат «Фолкнер Флауэр Шопс».

— Да, я знаю.

— Мы разговорились, и она обещала прислать мне орхидеи для украшения платья.

— Дальше.

— Я тогда уже решила уйти из клуба. Знаете, я служила в «Золотом Роге» и должна была оказывать услуги мужчинам. Мне платили за то, что я помогала им оставить в клубе побольше денег.

— Продолжайте, — попросил ее Мейсон.

— Ну вот. Я ушла домой, и почти тут же пришел рассыльный с коробкой конфет. В ней была такая же карточка, как в коробке с орхидеями.

— Почерк был похож?

— Я, конечно, не сравнивала, но все казалось таким же, и инициалы были те же.

— Что было потом?

— Потом? — переспросила она, улыбнувшись. — Это были мои самые любимые конфеты. И я решила с их помощью разогнать тоску. Вдруг мне показалось, что все плывет перед глазами. Я подумала, что надо бы лечь и поспать. Но ведь мне еще нужно было попасть в вашу контору. Значит, ложиться я не могла, ну и боролась со сном. Вдруг мне пришло на ум, что это никакая не сонливость, а просто меня отравили. С ужасом вспоминаю, как я пыталась вам дозвониться и успеть все объяснить. У меня закрывались глаза, и я не могла выговаривать слова. Мне казалось, что разговор никогда не кончится.