Лео Брюс - Дело для трех детективов

И затем, даже если предположить, что это возможно, кто из домашних мог это сделать? Я уже объяснял, что Норрис уже был с нами прежде, чем мы начали ломать дверь, а Столл, Стрикленд и Феллоус оказались на месте в течение нескольких секунд — слишком мало для того, чтобы кто-либо из них мог подняться по канату, влезть в верхние окна и спуститься по лестнице к нам. В качестве возможных канатолазов оставались только викарий, повариха и горничная. Можно было спокойно снять подозрения с двух женщин, едва ли способных совершить подобный подвиг. Что касается викария, у нас было заявление Столла, что он впустил Райдера спустя некоторое время после преступления. Но ещё более решающим был тот факт, что, если бы он убил Мэри Терстон и сбежал, поднявшись по канату, то он должен был или подняться и влезть через верхнее окно, пока мы бежали наверх и вламывались в комнату, или отложить подъём. В первом случае его, конечно, услышали бы или заметили, как он входит в яблочную комнату, Столл и Феллоус, которые были в это время на том этаже. Либо канат всё ещё свисал бы и викарий находился на нём, когда Уильямс открыл окно.

Нет, в целом я был склонен отмести всю эту теорию с канатами. Я высоко оцениваю человеческое проворство, но такой быстроты, какая требовалась в этом случае, просто не бывает.

Оставалось ещё несколько не столь очевидных возможностей или полувозможностей, которые, как я помнил, часто превращались в успешные теории в других делах об убийстве за запертыми дверями, и в этом случае в некотором роде подозреваемыми были все. В моих рассуждениях до этого момента я игнорировал все вопросы психологии, не давая сбить себя с толку конкретными человеческими характерами. Так, в глубине души я не мог подозревать в убийстве Феллоуса или викария, но включил их в число подозреваемых, раз факты пока позволяли каждому из них оказаться виновным. И теперь, когда я перешёл к рассмотрению более диких предположений с загадками времени в противоположность загадкам места, я не исключал никого.

Например, я не мог поверить, что виновны Уильямс или Терстон, поскольку я был с ними постоянно с момента, когда Мэри Терстон покинула комнату, и до криков и не терял их из виду даже после этого, вплоть до обнаружения трупа.

И здесь сразу возникла изощрённая теория, правда, несколько противоречащая неопровержимым фактам. Если бы я своими глазами не видел эту жуткую фигуру на кровати в момент взлома двери и если бы в спальне не было света то было бы возможно — хотя и невероятно, — что Терстон, войдя в комнату впереди нас, убил жену в нашем присутствии, так что мы ничего не заподозрили. Он мог устроить в комнате нечто, что вызвало у женщины сильный испуг, сопровождаемый криками, и этим обеспечить себе алиби.

Я очень гордился этой идеей и серьёзно подумывал, чтобы использовать её в качестве сюжета для детективного романа. Но в нашем случае факты свидетельствовали против. Свет в комнате был, хотя и не яркий, но достаточный, чтобы я смог увидеть кровать, как только проломил верхнюю филёнку, и его вполне хватало, чтобы я и Уильямс могли видеть каждое движение Терстона, когда тот первым вошёл в комнату. Он просто подошёл к жене, положил ей руку на сердце и сказал нам, что она мертва.

Хотя я и нашёл свою теорию довольно изобретательной, но немного стыдился, помещая в неё Терстона. Однако затем я понял, что настоящий следователь должен считать подозреваемыми всех. Например, возьмём Уильямса. Была ли хоть какая-нибудь возможность, чтобы Уильямс мог стать участником преступления? Был ли возможен хоть какой-нибудь трюк со временем или местом — а я узнал о множестве подобных фокусов при изучении уголовных дел, которые рассматривались публично, — который мог связать с убийством доктора Тейта или даже полицейского сержанта? Или горничную? Или повариху? Я не мог отбросить ни одного из них как заведомо невиновного. Даже если я ничему и не научился у трёх великих людей, сидящих рядом со мной, то всё же хорошо усвоил, что в конечном счёте они выберут того, кого я даже не подозревал. Таким образом, я следовал простому плану и подозревал всех. И настроился ничему не удивляться.

Но оставалось невыносимым, что, независимо от подозрений, я не мог найти подходящего мотива, связывающего кого-либо в этом доме с убийством Мэри Терстон. Мои подозрения, в конечном счёте, сводились к робким и несколько недостойным попыткам считать, что те, кого я недолюбливал — такие как Норрис и Столл, — могли иметь мотивы, а те, кто мне нравился — например, Уильямс и Феллоус, — нет. Я был вынужден признать, что мой метод не имеет с дедукцией ничего общего.

И всё же, всё же — кто-то это сделал! Это не было самоубийством. Женщина не кричит три раза, перед тем как перерезать себе горло так глубоко, как, по словам доктора, мог сделать только очень сильный человек. И этого «кого-то» необходимо обнаружить. Это также было бесспорным. Я не знал ни одного случая, когда один из этих трёх сыщиков оставил бы загадку неразгаданной, не говоря уж о том, что в данном случае действуют все трое. И если найденные улики дали им уже так много, что лорд Плимсолл спокойно листает книгу, месье Пико умиротворённо смотрит на огонь, а отец Смит обсуждает средневековое искусство, тогда, конечно, мне было чему у них поучиться!

Канаты, татуировка, отмеченные рекламные объявления, нюхательный табак, факт, что викарий назвал что-то там раковиной, драгоценности в комнате Стрикленда. Почему, спросил я себя, они так много значат для людей с большими мозгами, и так мало для меня? А потому, ответил я сам себе, что эти господа были следователями, в то время как я был простым наблюдателем. Но как же, как же мне хотелось иметь свою теорию — не хуже, чем у них!

Ладно, ничего. Через несколько минут начнётся перекрёстный допрос, и он без сомнения прояснит всё.

Когда чай был убран, Стрикленд и Норрис тактично покинули комнату, поскольку было понятно, что во время допроса должны присутствовать только Терстон, Уильямс и я. Вошедший около пяти часов сержант Биф кивнул нам с видом человека, готовящегося скорее к обороне. Несомненно, он чувствовал себя здесь несколько неуместным. Со своим потным красным лицом и свесившимися от жажды усами Биф выглядел так, словно мечтал оказаться сейчас не здесь, а в местном баре. Однако он не выдвинулся на первый план, а уселся на стул с самой прямой спинкой, какой смог найти, вынул свой огромный чёрный блокнот и замер в ожидании.

Затем вошёл Терстон. Я не видел его с предыдущего вечера и, пока Сэм Уильямс представлял нашего хозяина каждому из трёх детективов, глядел на него с тревогой. Терстон пожелтел и выглядел очень несчастным, но при обмене рукопожатиями ему удалось выдавить слабую улыбку.