Гастон Леру - Дама в черном

– Я полагал, что вы должны спать сегодня ночью рядом с комнатой госпожи Дарзак и профессора Станжерсона, на первом этаже Волчицы…

– Помещение оказалось чересчур тесным, я мог бы стеснить госпожу Дарзак, — с горечью в голосе произнес несчастный, — и потому попросил Бернье принести мне кровать сюда… Да и не все ли мне равно, где ложиться, — я не сплю…

Мы помолчали. Я уже стыдился своих предположений. Овладевшее мною раскаяние было так сильно, что я не устоял и откровенно рассказал ему все: и о своих постыдных подозрениях, и о том, как я решил, что имею дело с Ларсаном, увидев его разгуливающим по Новому замку, и как я собрался идти на «открытие Австралии». Я не скрыл от него, что возложил все свои надежды на эту Австралию.

Он выслушал мое признание со скорбным лицом, спокойно засучил рукав и, приблизив обнаженную руку к свече, показал мне родимое пятно, которое должно было меня разубедить. Я не хотел даже смотреть на него, но он заставил меня потрогать его, и я должен был констатировать, что это было самое обычное родимое пятно именно той формы, на которой можно было расположить и Сидней, и Мельбурн, и Аделаиду, а внизу имелось изображение Тасмании.

– Вы можете потереть его, — сказал он спокойно. — Оно не сходит.

Я снова со слезами на глазах стал умолять его простить меня, но он согласился забыть обиду лишь после того, как я потянул его за бороду, которая не осталась у меня в руке. Только тогда он отпустил меня спать, что я и сделал, кляня себя в душе и называя полным идиотом.

Когда я проснулся, первая моя мысль была опять-таки о Ларсане. Действительно, я не знал, что думать, — жив ли он, умер ли? Быть может, рана его была не так серьезна, как мы полагали? Быть может, он остался жив? Мог ли он выбраться из мешка, который Дарзак бросил в Кастильонскую расселину? В конце концов, это Ларсану было вполне по силам, особенно если учитывать тот факт, что Уолтер нашел мешок в трех шагах от ямы, на уступах естественной лестницы, о существовании которой Дарзак, очевидно, не предполагал, бросая в пропасть труп Ларсана…

Вторая моя мысль была о Рультабие. Что он успел сделать за это время? Зачем он уехал? Никогда его присутствие в форте Геркулес не было еще так необходимо! Если он запоздает, этот день не обойдется без какой-нибудь драмы между Рансами и Дарзаками!

Тут в мою дверь постучали — Бернье принес мне короткую записку от моего друга, которую какой-то маленький оборванец из города передал папаше Жаку. Рультабий писал:

«Вернусь сегодня утром. Встаньте поскорее и будьте так любезны набрать для меня на завтрак этих превосходных моллюсков, которыми изобилует вода у мыса Гарибальди. Приветствую и благодарю. Рультабий».

Эта записка заставила меня призадуматься — я по опыту знал, что Рультабий прикидывается заинтересованным пустяками именно тогда, когда в действительности его ум занят самыми серьезными предметами.

Поспешно одевшись, я вооружился старым ножом, который одолжил мне Бернье, и отправился исполнять пожелание своего приятеля. Никого не встретив в этот ранний час — было около семи утра, — я уже выходил через северные ворота, как меня нагнала Эдит, которой я пересказал содержание записки Рультабия. Эдит, расстроенная продолжительным отсутствием старого Боба, сочла записку «странной и не предвещающей ничего хорошего» и последовала за мной собирать моллюсков. По дороге она сообщила мне, что ее дядя не прочь порой отлучиться на несколько деньков, а потому она до сих пор не теряла надежды на его возвращение, но теперь ее снова начинает терзать страшная мысль, что старый Боб стал жертвой мести Дарзака.

Она пробормотала глухую угрозу в адрес дамы в черном, прибавила, что ее терпения хватит ровно до двенадцати часов, и замолчала совсем.

Мы принялись за сбор моллюсков для Рультабия. Миссис Эдит сняла башмаки, и я также. Но нежные перламутровые ножки Эдит заставили меня напрочь забыть о моллюсках, так что бедному Рультабию, наверно, пришлось бы обойтись за завтраком без них, если бы молодая женщина сама не занялась их поиском с бесподобным усердием. Вдруг мы оба выпрямились и насторожились, прислушиваясь. Со стороны гротов послышались крики. На уступе пещеры Ромео и Джульетты мы различили небольшую группу людей, махавших нам шляпами и руками. Движимые одним и тем же предчувствием, мы поспешили к берегу. Вскоре мы узнали, что, привлеченные стонами, два рыбака нашли в расщелине в пещере Ромео и Джульетты какого-то человека, очевидно, свалившегося туда и долгое время пролежавшего там без сознания.

…Мы не ошиблись. В яме действительно оказался старый Боб. Когда его вынесли из пещеры на дневной свет, вид его был достоин сожаления: прекрасный черный сюртук был в грязи и напоминал лохмотья. Эдит не могла удержаться от слез, в особенности когда выяснилось, что старик сломал себе ключицу и вывихнул ногу; он был бледен, как мертвец. К счастью, ничего более серьезного не было обнаружено. Десять минут спустя, согласно выраженному им желанию, Боба уложили в постель в его спальне. Представьте себе: этот старый упрямец отказался раздеться и снять сюртук до прибытия врача! Обеспокоенная Эдит расположилась у его изголовья, но по прибытии докторов старый Боб выгнал племянницу за пределы не только комнаты, но и Квадратной башни и велел запереть двери.

Эта последняя предосторожность очень нас удивила. Все мы — господин и госпожа Дарзак, мистер Ранс и я, а также Бернье, ожидавший от меня каких-либо новостей, — собрались во дворе Карла Смелого. Выйдя из Квадратной башни по прибытии доктора, Эдит поспешила к нам со словами:

– Будем надеяться, что ничего серьезного нет. Старый Боб еще очень крепок. Ну, что я вам говорила! И сейчас повторю: это просто старый шут, он, видите ли, хотел выкрасть череп князя Галича! Зависть ученого! Вот мы посмеемся, когда он поправится!

В эту минуту дверь Квадратной башни отворилась, и на пороге показался бледный, расстроенный Уолтер, верный слуга старого Боба.

– О, миссис! — сказал он. — Господин весь в крови! Он не хотел, чтобы я говорил, но его надо спасать!..

Эдит исчезла в Квадратной башне. Что касается нас, мы не решились последовать за ней. Через несколько минут она показалась снова.

– Боже мой! — простонала она. — Это ужасно! У него разбита вся грудь!

Я поспешил подать ей руку, чтобы поддержать ее, так как, к моему удивлению, мистер Артур Ранс в этот момент отошел от нас и прогуливался по аллее, заложив руки за спину и что-то насвистывая. Я пытался успокоить Эдит и выразил ей свои соболезнования, но ни сам Дарзак, ни его жена не присоединились в этом ко мне.