Адива Гефен - Алмазная пыль

— Я серьезна только в том, что касается моего отца. Мне необходимо его увидеть.

Он остановился в дверях своей комнаты и удивленно на меня посмотрел.

— Твой отец уехал, разве он тебе не сказал?

— Ты это серьезно?

— Я всегда серьезен… Он попросил его выписать, пообещав вернуться через месяц.

— Почему же он выписался, не окончив курса лечения?

— Такую информацию сообщать не принято… — Он опять смущенно улыбнулся.

Я вошла в комнату вслед за ним и прижалась к нему:

— Ну, Шрага… После всего, что между нами было?

Он сдался без боя.

— Мы с самого начала видели, что он не готов к лечению, — сказал он, стоя близко-близко. — Он был неспокоен, рассеян… Позавчера он пошел к доктору Медобоеву и сказал, что ему нужно уехать, что за ним приедут. Медобоев решил, что так будет лучше, и выписал его.

— Ничего не понимаю… — пробормотала я. — Папа сказал вам, что его беспокоит?

— Габи, я действительно не могу рассказать тебе…

Я потерлась об него всем телом.

— Шрага, посмотри на меня. Мне очень-очень нужна твоя помощь… — умоляла я. — Я очень за него беспокоюсь, только ты сможешь помочь… — я расплющила об него груди и почувствовала, как напрягся его член.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он, прислонив меня к стене. — Ты сводишь меня с ума, моя ведьма. — От него пахло копченой макрелью. Наверное, съел завтрак своих пациентов.

— Вспомни, пожалуйста, что он тебе сказал, — я удержала его руки, норовившие забраться мне под кофту.

— Что его ждет какая-то женщина… Попросил отправить вещи на его адрес в Рамат а-Шароне…

— Вы отправили?

— Нет еще. Они здесь, на складе. — Он шумно вздохнул. Теперь его пальцы прокладывали путь в мои трусы. Это была непростая задача, учитывая, что на мне были туго обтягивающие джинсы. — Иди ко мне, моя ведьмочка, устроим себе маленький праздник…

— Мы уже празднуем… — прошептала я ему в ухо. — Только скажи мне, кто за ним приезжал? — Фронт его брюк всё сильнее выдвигался вперед. Если бы я надеялась, что дело того стоит, я, может быть, расстегнула бы молнию на своих джинсах, чтобы облегчить ему работу. Но, помня о способностях Шраги Мониэля, я предпочла ускорить процесс. Просунув руку под его ремень, я начала гладить и встряхивать член.

— Ох, хорошо, — шептал он. — Хо-ро-шоооо….

Я ускорила темп, и он покорно прижался ко мне, закрыв глаза. Две минуты усилий и хоп! — мужской нектар оросил мои пальцы, а молодой доктор издал мощный стон. Слава богу. Мониэль освобожден. Теперь пусть продолжает сливать информацию.

— Так кто за ним приезжал? — спросила я, не теряя ни минуты.

Он глубоко вздохнул.

— Уфф!.. Дай же прийти в себя… Кто за ним приезжал? Кажется, он говорил — сестра.

— Сестра?

— По-моему, да… Но тебе лучше поговорить с доктором Медобоевым. Он его хорошо знает. Иначе ни за что не позволил бы ему уйти…

— Где Медобоев?

— У него выходной… Эй, ты куда? Ты так торопишься… Ладно, я тебе должен. В прошлый раз ты исчезла слишком быстро.

На клочке бумаги я записала телефон Сюзан.

— Позвони, а? — озорно подмигнув ему, я вышла из кабинета…

…и сразу наткнулась на хмурую медсестру:

— Ну, доктор вам помог?

— Да, очень помог! — невинно улыбнулась я. — Это была взаимная помощь.

Она смотрела на меня, будто пытаясь понять.

— Он послал меня на склад забрать вещи моего отца. Как мне туда пройти?

— Спуститесь на один этаж вниз. Спросите Игоря.

Игорь сидел за пустым зеленым столом, полностью погруженный в учебник подготовки к психометрии.

— Доктор Мониэль прислал меня забрать вещи моего отца, Амнона Амита, — улыбнулась я ему.

Он улыбнулся в ответ:

— Никаких проблем — это здесь, — он встал, прошел вглубь склада и вышел с большим папиным чемоданом.

— Тяжелый… — заботливо сообщил он. — Вы на машине?

— Да, не беспокойтесь… — я протянула руку, намереваясь взять чемодан.

— Ну, что вы! Такая хрупкая девушка… Позвольте, я помогу. Я отнесу его в машину… — по-рыцарски произнес он. Я не возражала.

— Ваш отец очень приятный человек, — сказал он, направляясь вместе со мной к стоянке. — Он сказал мне, что он музыкант.

— Да. Вы с ним разговаривали?

— Только в последний день. Он сказал, что должен уехать из-за своей сестры.

— Вы видели его сестру?

— Да, у меня как раз закончилась смена, и мы вместе выходили.

— Как она выглядела?

Он поставил чемодан рядом с «фордом» и сосредоточенно на меня посмотрел.

— Похожа на вас. Чуть повыше. Только очень бледная. Но, в общем — очень похожа…

Это была не его сестра. Тетя Рут похожа на меня, как Маргарет Тэтчер на Дорона Джамчи [31] Дорон Джамчи — израильский баскетболист. .

Я отправила своему увертливому папе короткую эсэмэску: «Где ты, папуля?» Потом прибавила: «Остерегайся женщин, которые были когда-то твоей женой».

На скоростном шоссе было темно и пусто, и возвращение в центр страны заняло меньше часа. Километраж, накрученный мной за сегодня, выглядел внушительно. Яффо — Герцлия — Париж. Настало время узнать, как поживает сборная Рамат а-Шарона, а через два часа репетиция спектакля в Яффо. Только этого в моем сегодняшнем коктейле и не хватало…

Дедушка и Газета сидели на старой скамье-качелях во дворе папиного дома и тихо беседовали. Мориц лежал у их ног, около него свернулась Бой — такая тихая и умиротворенная, будто нашла потерянного братца.

Я смотрела на них с удовольствием — хоть здесь всё спокойно.

— Вам не холодно? — спросила я двух стариков.

— Это холодно?! — спросил дедушка с венским снобизмом. — Это даже не прохладно… Но мы скоро зайдем в дом, Габиляйн. Еще немного…

Мне было холодно. Я вошла в дом. Отнесла чемодан в папину комнату и открыла его. Чемодан был аккуратно уложен, похоже, что папа так ничего из него и не вынимал. Умывальные принадлежности лежали в синем полиэтиленовом мешочке, новая зубная щетка, которую я ему положила, оставалась в упаковке. Одежда лежала в том порядке, в каком мы ее сложили в то утро. Три пары брюк, шесть рубашек, полотняный мешочек с носками и бельем, поверх одежды — зеленый шерстяной свитер. Мешок для грязного белья оставался пустым. К горлу подкатила злая горечь. И у него тоже от меня тайны? Я разобрала чемодан и вернула сложенные вещи на место в шкаф. Пошарила во внутреннем кармане чемодана, проверяя, не закатилась ли туда пара носков, но вместо носков обнаружила папку, набитую письмами.

Почерк был знаком до боли. Слегка неряшливый, торопливый, с наклоном влево. Я уселась на кровать и разложила письма перед собой. Все они начинались взволнованным обращением. «Дорогой…», «Любимый и единственный…» — липкий и безвкусный пудинг. «Люблю тебя…», «Тоскую…», «Не отталкивай меня, я хочу тебя видеть…», «Ты мне нужен…» — пошлая романтическая чепуха. Я скользила глазами по тонким буковкам. «Меня снедает тоска по тебе… Мечтаю увидеть Габи. Амнон, пожалуйста, попробуй ее уговорить встретиться со мной… У меня в сердце глубокая яма…» — полнейшая чушь, сказала я себе. Пустые слова. Я сложила письма обратно в папку. Мерзавка! Как она смеет изображать любовь?!