Эдогава Рампо - Игры оборотней

Получив от соседей эти скудные сведения, сыщик Миноура направился к художнику.

— Але! Але! Кого сюда черт несет?! — услышал Миноура, поднимаясь по шаткой лестнице. И тут же увидел обладателя этого грубого голоса — худощавого, лохматого человека с неопрятной черной бородкой. Неприязненно сверкнули большие черные глаза.

— Вы господин Дзёкичи Сануки?

— Да, а тебе чего?

— Я из полиции. Надо поговорить.

Художник растерянно заморгал, потом, широко улыбнувшись, вежливо произнес:

— Ах, вот как… Простите за грубость. Пожалуйста, проходите.

У входа Миноура снял обувь и ступил на рваные циновки. Комната была маленькой, забитой к тому же всякой дребеденью, напоминала жилье нищего старьевщика. Подавляя отвращение, Миноура стал оглядывать неопрятное помещение.

Первое, что бросалось в глаза, — гипсовая фигура женщины в натуральную величину; не хватает ушей, руки сломаны, плечи и бедра расколоты. Странное впечатление производила в клетушке эта нелепая фигура.

У шкафа — мольберт. Одного взгляда на холст достаточно, чтобы заключить, что аляповатая мазня принадлежит безумцу. Еще несколько холстов в подрамниках были не лучше.

Старинные часы эпохи Эдо в форме пагоды, огромный кувшин без горлышка, куча пожелтевших газет и журналов… На грубо сколоченных полках бронзовые, гипсовые фигурки, все с какими-нибудь изъянами. Рядом лампа эпохи Мэйдзи и старинные маятниковые часы.

Под полками разбросаны голова, торс и связанные в охапку руки-ноги манекена-мужчины, — видимо, подобран на свалке.

Трудно было принять это за жилище нормального человека.

Между тем хозяин держался приветливо, может быть даже чересчур:

— Пожалуйста, пожалуйста, присаживайтесь. Дзабутон [5], увы, не могу предложить вам, зато есть у меня огонь, сейчас накипятим воды… — Сануки достал побитый алюминиевый чайник и поставил его на огонь, после чего устроился наконец напротив Миноуры.

Сыщик успел разглядеть стертые до дыр вельветовые брюки, дырявый свитер и принялся изучать лицо хозяина — удлиненное; толстые красные губы в движении напоминали краба; когда он говорил, в них скапливалась слюна.

— О чем же господин из полиции хочет поговорить со мной? — Потирая у огня руки, Сануки живо взглянул на Миноуру.

В ответ сыщик протянул свою визитную карточку.

Художник вслух прочитал:

— «Помощник полицейского инспектора…» Э-э, да вы большой человек.

Миноуре показалось, что Сануки ерничает, и он сухо спросил:

— Вы знакомы со служащим фармацевтической фирмы Хитоси Муракоси?

На прямой вопрос был неожиданно получен такой же прямой ответ:

— Знаком. Не далее как сегодня он был здесь. Мой близкий друг.

— Давно знакомы?

— Со школьных лет. Родом из одних мест. Прекрасный парень, я его очень люблю.

Миноура не мог пока заключить по ответам, так ли простодушен его собеседник или разыгрывает спектакль.

— А откуда вы родом?

— Как же так, вы, представитель полиции, интересуетесь Муракоси и не знаете, откуда он родом? Странно. Из деревни близ города Сидзуока. Там мы оба родились, там оба провели детские годы. Муракоси — умница, был старостой нашего класса. Он хоть и моложе меня, но я всегда считал и сейчас считаю его старшим братом.

«Этот тип не так прост», — подумал опытный сыщик. Со значительным видом он достал блокнот, послюнил по обыкновению палец и начал не спеша переворачивать странички:

— Так… Месяц назад, а именно третьего ноября, вы выходили из дому?

— Ну и вопрос… Я же перекати-поле, каждый день где-нибудь хожу-брожу, слоняюсь по Токио. Особенно люблю болтаться по барахолке в Сэндзю. Почти вся моя коллекция — оттуда. Кстати, как она вам показалась? Неплохая, а?

«Да, этот художник — мастер уводить разговор в сторону, — подумал Миноура, внимательно вглядываясь в лицо Сануки и пытаясь найти в нем черты, схожие с Муракоси. — Пожалуй, сходство есть. Если сбрить бородку, поправить прическу, надеть одежду, которую носит Муракоси, то обмануть полуслепую старуху вполне возможно. Тем более и голоса, и говор похожи, что неудивительно — родом из одних мест».

— Вернемся к третьему ноября, — сухо сказал Миноура. — Кстати, это был День культуры, что имеет к вам непосредственное отношение. Ну так что, вспоминается этот день?

— День культуры? Какая чепуха! Ненавижу культуру. Мне больше по душе здоровое дикарство. Даже тоска мучает по временам, когда человек был дик. Кстати, меня с моей физиономией часто называют дикарем. А эти мои картины, между прочим, — сны первобытного человека. Именно первобытные люди, не испорченные так называемой культурой, обладали потрясающей творческой силой.

«Опять уводит в сторону», — подумал Миноура.

— Я спрашиваю про третье ноября.

— Ага, третье ноября… Нет, ничего не помню. И бесполезно спрашивать, так как дневник я не веду, а память плохая… А какая была погода в тот день?

— Был теплый ясный день.

— Ну тогда… Тогда наверняка я бродил в районе Сэндзю. Знаете, там речка Аракава, большой мост… Очень люблю те места… Возможно, торговался на барахолке.

— Где вы были в пять часов вечера в тот день?

— Не знаю. В пять часов еще светло. Значит, бродил где-то; засветло домой не возвращаюсь. Из Сэндзю обычно еду в район Ёсивары и там слоняюсь. Потом в Асакусу. А потом уже домой.

При упоминании известных злачных кварталов Ёсивары и Асакусы красные губы Сануки расплылись в гнусной улыбке.

— Господин помощник полицейского инспектора, а как вы насчет сакэ, а? — спросил художник, не переставая улыбаться.

— Днем не пью.

— Тогда извините, позвольте мне. Как-никак здесь не полицейский участок, а мой дом… — Сануки достал из почерневшего посудного шкафчика (видимо, тоже с барахолки) бутылку дешевого виски, стакан и снова обратился к Миноуре: — Может, все-таки выпьете стаканчик?

— Нет, — твердо отказался полицейский.

Сануки налил себе полстакана виски и с нескрываемым удовольствием выпил.

«Если третьего ноября он вместо Муракоси ходил в театр, то должен был быть в этот день гладко выбрит, аккуратно причесан, переодет. Допустим, Муракоси зашел к нему, дал свою одежду. А сам? Сам как оделся? Так-так… Интересно… Уж не надел ли он на себя длинное серое пальто, серую же фетровую шляпу, в которой и видели его у обрыва официантка с парнем? Вполне мог наклеить усы, нацепить очки… Но в таком случае кто-то из соседей должен был видеть человека с такой наружностью».

— Все-таки, господин Сануки, как вы провели День культуры, третье ноября?

— А почему вас так интересует именно этот день? Уж не убили кого в тот день? — Художник уже слегка захмелел.

— Третьего ноября в пять часов вечера с обрыва мыса Уоми близ Атами был сброшен в море, в результате чего погиб, господин Химэда, приятель Муракоси.