Энн Перри - Утопленник из Блюгейт-филдс

Питт встал. Ему было нечего сказать.

— До свидания, сэр. — Инспектор вышел из изысканного кабинета и закрыл за собой дверь.

Домой Питт вернулся усталым и замерзшим. Неопределенность бледной тенью маячила на задворках его сознания, подтачивая его уверенность, разрушая прочную целостность его воли. Его ремесло заключалось в том, чтобы раскрывать загадки, находить преступников и передавать их в руки правосудия. Но инспектору уже приходилось видеть, какой вред может причинить раскрытие некоторых тайн: каждый человек должен иметь право на неприкосновенность частной жизни, на возможность забыть или преодолеть. За каждое преступление виновный должен понести расплату, но не все грехи и ошибки нужно предавать широкой огласке, чтобы их анализировал и запоминал кто попало. И порой получалось так, что жертву наказывали дважды — сначала самим преступлением, а затем второй раз, мучительно долго, когда другие узнавали о случившемся, разбирали мельчайшие детали, додумывали пикантные подробности.

Не так ли обстояло дело с Артуром Уэйбурном? Был ли сейчас какой-либо смысл обнажать его слабости и его трагедию?

А если ответы были опасными, то половинчатые ответы — еще хуже. В этом случае вторая половина достраивалась воображением; даже невиновные оказывались втянутыми в грязь и потом уже никогда не могли опровергнуть то, что не соответствовало действительности. Определенно, это было еще большее зло по отношению к собственно преступлению, поскольку тут не могло быть и речи о порыве страсти или естественном инстинкте; подобные деяния совершались сознательно, целенаправленно, без какого-либо риска для себя. В них присутствовал определенный элемент самолюбования, незыблемой уверенности в собственной правоте, от которого инспектору становилось тошно.

Неужели Гилливрей и Этельстан правы? И нет никакой надежды найти того, кто убил Артура? Если преступление никак не связано с его личными связями, пороками, болезнью, то расследование лишь предаст широкой огласке боль тех, чья вина, наверное, ничуть не страшнее вины большинства людей, совершивших тот или иной проступок.

Сначала Томас ничего не сказал Шарлотте. На самом деле он вообще почти не говорил, поглощая ужин в полной тишине в гостиной, залитой мягким светом газовых рожков. Инспектор не подозревал о том, что полностью ушел в себя, до тех пор пока жена не выразила это словами.

— И каково решение? — спросила она, кладя на стол нож и вилку и складывая салфетку.

Питт удивленно поднял взгляд.

— Решение? Насчет чего?

Губы Шарлотты сложились в слабую улыбку.

— Насчет того, что терзало тебя на протяжении всего вечера. С тех самых пор как ты пришел домой, я наблюдала по твоему лицу за тем, как чаша весов склоняется то в одну, то в другую сторону.

Вздохнув, Томас несколько успокоился.

— Извини. Да, наверное, ты права. Но это крайне неприятное дело. Я предпочел бы не обсуждать его с тобой.

Встав, Шарлотта собрала тарелки и отнесла их на буфет. Грейси работала весь день, но ей разрешалось оставлять посуду с ужина до следующего утра.

Пройдя к камину, Питт сел в кресло, с облегчением откинувшись на пухлую, мягкую спинку.

— Не говори глупости, — быстро сказала Шарлотта, усаживаясь напротив него. — Я уже связывалась с самыми разными убийствами. Желудок у меня такой же крепкий, как и у тебя.

Он даже не потрудился возразить. Жена даже представить себе не могла, чего ему довелось насмотреться в трущобах: грязь и нищета, выходящие за рамки представления любого здравомыслящего человека.

— Итак? — Вернувшись, Шарлотта села, выжидательно глядя на мужа.

Томас колебался. Он хотел услышать мнение жены, однако нельзя было рассказать о стоящей перед ним дилемме, не вдаваясь в подробности. Если не упоминать о страшной болезни или гомосексуализме, никакой проблемы просто не будет. В конце концов, инспектор уступил своей потребности и выложил все.

— О… — пробормотала Шарлотта, когда он закончил. Она просидела, не говоря больше ни слова, так долго, что Питт испугался, не слишком ли сильную боль вызвал у нее своим рассказом. А может быть, отвращение?

Подавшись вперед, он взял жену за руку.

— Шарлотта?

Та подняла взгляд. В ее глазах была боль, но это была боль сострадания, а не попытка уйти в себя. Питт ощутил прилив бесконечного облегчения, страстное желание прижаться к жене, почувствовать ее в своих объятиях. Ему даже захотелось просто прикоснуться к ее волосам, провести пальцами по аккуратным локонам, наслаждаясь их нежной мягкостью. Однако Питту показалось, что сейчас для этого неподходящий момент; мысли Шарлотты были заняты погибшим юношей, еще совсем ребенком, и извращенной похотью, которая толкнула кого-то сначала использовать его, а затем убить.

— Шарлотта? — снова спросил Томас.

Когда она встретилась с ним взглядом, у нее на лице было написано сомнение.

— Зачем грабителям понадобилось бы сбрасывать тело в канализацию? — медленно произнесла она. — В таком районе, как Блюгейт-филдс, какая была бы разница, где его обнаружили? Разве вы не находите там постоянно неопознанные трупы? Я хочу сказать — грабители ведь могли бы ударить беднягу по затылку или пырнуть ножом, так? Похитители могли его утопить. Но нет смысла похищать человека, не зная, кто он такой, поскольку у кого в этом случае требовать выкуп?

Питт молча уставился на жену. Он знал, каким будет ее ответ, задолго до того, как она выразила его словами.

— Это непременно должен быть тот, кто его знал, Томас. Если это дело рук первых встречных, тут нет никакого смысла! Они просто ограбили бы юношу и бросили его прямо на улице, или оттащили бы в переулок. Возможно… — Шарлотта нахмурилась, сама не веря в то, что собиралась сказать. — Возможно, убийство не имеет никакого отношения к тому, кто использовал юношу, но ты ведь так не думаешь? Люди не прекращают «отношения» подобного рода просто так. — Она использовала деликатное слово, но оба поняли, что она имела в виду. — Только не там, где нет любви. Кто бы это ни был, теперь, когда мальчишки нет в живых, он найдет себе кого-нибудь другого, разве не так?

Питт устало откинулся на спинку кресла. Он обманывал себя, потому что так было бы проще, так можно было бы избежать неприятностей и боли.

— Думаю, да, — согласился инспектор. — Да, полагаю, найдет. Нельзя надеяться на то, что этого не произойдет. Ты права, — вздохнул он. — Проклятие!

Шарлотта не могла выбросить из головы гибель юноши. В тот вечер она больше не говорила с мужем об этом; тот и так уже был переполнен этой трагедией и хотел оградить от нее свои мысли, получить несколько часов, чтобы восстановить свои чувства и жизненные силы.