Жаклин Уинспир - Мейси Доббс. Одного поля ягоды

— Мисс, вот вам старое средство торгового флота от этой немочи…

В этот момент Мейси снова бросилась к борту судна. Ощутив между лопатками чью-то сильную руку, она оттолкнулась от поручня и распрямилась. Один из матросов, благоразумно одетый в штормовое обмундирование, протягивал ей жестяную кружку горячего какао и кусок торта «Мадера». Мейси в ужасе прижала ладонь ко рту.

— Когда покажется, что вас снова вывернет наизнанку, съешьте кусочек торта и быстро сделайте глоток какао. И так всякий раз, когда затошнит. Тогда немочь пройдет, вот увидите.

Мейси посмотрела на матроса, покачала головой и перегнулась через поручень. Когда в желудке совершенно ничего не осталось, она выпрямилась снова и протянула руки за тортом и какао. Сделать попытку стоило.

Айрис Ригсон, Дотти Дорнхилл, Бесс Уайт и Мейси Доббс отбыли во Францию 20 июля 1916 года вместе с небольшой группой медсестер. Они плыли на грузовом судне, реквизированном для службы королю и стране. Теперь оно перевозило припасы — и в данном случае медсестер — между Англией и Францией. Айрис, Дотти и Бесс пребывание на борту не доставляло особых страданий, однако Мейси Доббс, внучку матроса с лихтера на Темзе, мучительно укачивало. Что бы ни ждало ее на поле битвы, она считала, что не сможет чувствовать там себя еще хуже, хотя в кармане у нее лежало письмо от Присциллы, отправленной во Францию в январе с первым конвоем КМСП. Цензоры могли вычеркивать слова, но не могли вымарать эмоций, излившихся с кончика пера на бумагу. Присцилла была в изнеможении, если не телесно, то душевно. Ее слова словно бы въедались в мысли и ожидания Мейси. Когда она потрогала письмо в кармане, ей показалось, что за Присциллой во время работы наблюдал какой-то призрак. Присцилла писала:

Мейси, у меня разболелась спина. Санитарный грузовик сегодня утром никак не заводился, пришлось долго работать заводной ручкой. Ночью я спала всего два часа — это после двадцати часов за рулем. Я почти не могу припомнить такого времени, когда спала бы больше нескольких часов. Одежда прирастает к телу, и мне страшно подумать, какой запах, должно быть, идет от меня! Но знаешь, просто невозможно думать о своей больной спине или о жжении в глазах при виде того, как бодрятся эти ребята. А ведь они страдают от боли на месте оторванных конечностей и ужасных воспоминаний о том, как гибли их товарищи. Хотя здесь дождь льет словно из ведра, бывают дни, когда становится очень жарко и влажно, особенно если таскаешь на себе тяжелую, липнущую к телу форму. Многие ребята обрезают шерстяные брюки, чтобы армейская одежда поменьше раздражала кожу. Думаю, врачам от этого проще — на раненых приходится разрезать меньше одежды, — но когда ребят кладут в грузовик, они кажутся школьниками, по ошибке попавшими в ад. Мейси, у меня вчера скончался парень, глаза у него были синими, как платье, в котором ты была на вечеринке у Саймона, и ему не могло быть больше семнадцати лет. Бедняга еще даже не начал бриться, у него был лишь легкий пушок на подбородке. Мне хотелось сесть и заплакать. Но знаешь, там просто необходимо продолжать свое дело. Если б я стояла, оплакивая их, еще один бедняга умер бы из-за отсутствия санитарной машины. Не знаю, что пишут в газетах, но здесь…

Дальше письмо Присциллы было внезапно оборвано черными чернилами цензора.

— Вот сама она идет, наша Мейси-мореход! — объявила Айрис, когда девушка вернулась в каюту.

— Господи, детка, как ты? — Дотти подошла к ней и обняла за плечи. — Иди сядь! Мы почти на месте. — Она поглядела на остальных медсестер, кутавшихся в толстые шерстяные накидки, и усадила Мейси на сиденье. — Бедная малютка Доббс. Ну что делать. Ничего, скоро будем в Гавре. Выпьем по чашке крепкого чая. Если, конечно, французы умеют заваривать чай.

Айрис приложила ладонь ко лбу Мейси и взглянула на свои часики.

— Но тебе как будто немного лучше.

Мейси посмотрела на других девушек и прислонилась к Айрис.

— Какао и торт, — пробормотала она и тут же погрузилась в глубокий сон.

Дорога на поезде из Гавра в Руан прошла без происшествий. Девушки устали, но какое-то время не ложились спать, глядя, как за окном проносится чужая земля. В Руане их встретил офицер медицинской службы и отвез в отель «Святой Георгий». Здесь им предстояло провести два дня в ожидании назначений.

— Давайте умоемся и выпьем по чашке чаю внизу, — предложила Айрис, когда они обосновались все вчетвером в одном номере.

Айрис была высокой и ширококостной, отчего форма на ней казалась слишком маленькой. Девушке это нравилось, потому что ее немодное и непрактичное шерстяное платье получилось короче, чем у остальных. К тому же Айрис было легче ходить, поскольку ее подол не волочился по нескончаемой грязи, отравляющей жизнь медсестрам во Франции.

— Доббс, как себя чувствуешь? — негромко спросила Бесс, обратившись к Мейси по фамилии, как было положено в госпитале.

— Спасибо, гораздо лучше. И чашка чаю будет очень кстати.

Девушки распаковали вещи, вымыли руки и лица в большой белой эмалированной раковине и причесались. Мейси, как обычно, сражалась с непослушной прядью, вылезавшей из-под шапочки. Выходя из номера, они выглядели почти такими же свежими, как тем ранним утром, когда садились в поезд на вокзале Чаринг-Кросс для поездки в Фолкстон, порт их отплытия во Францию.

— Только посмотрите на эти пирожные! Честное слово, никогда не видела таких. Поразительно, что французы готовят их даже в военное время. Да, и такого чая никогда не пробовала.

Айрис скривилась, отхлебнув жиденького чая, и потянулась к фарфоровому блюду в центре стола за пирожным.

Мейси сидела молча, оглядывая несколько устаревшее великолепие обеденного зала отеля «Святой Георгий». На всех стенах были большие зеркала, украшенные сводчатые проходы вели в комнату отдыха по одну сторону и в вестибюль с мраморным полом — по другую. Элегантные официанты — в черных, тщательно отглаженных брюках, белых рубашках, черных галстуках и длинных белых передниках — торопливо носились туда-сюда. Все они были стариками, молодые люди ушли на войну.

Клиентами оказались главным образом военные, отель был заполнен офицерами, уезжавшими в отпуск или возвращавшимися к своим полкам. Одни были с невестами или женами, другие с родителями — близкие этих счастливчиков могли позволить себе путешествие через Ла-Манш, чтобы проститься с ними во Франции.

Мейси отпила чаю, ощутив его тепло, если не вкус, в глубине усталого тела. Девушка слышала разговор за их столом, обычный обмен наблюдениями и мнениями, иногда хихиканье, иногда повышенные голоса. Но большей частью Мейси была погружена в собственные мысли.

— Прошу прощения, это мисс Доббс, так ведь?