Жюль Мари - Выстрел. Дело, о котором просили не печатать

Маньяба задал ей несколько вопросов, на которые она не ответила. Тогда доктор с нетерпением и с гневом произнес:

— Чем больше я наблюдаю за вами, тем сильнее убеждаюсь, что вы ломаете комедию. Вы хотите выдать себя за помешанную. Вы не обманете никого и так хорошо это поняли, что решились не отвечать мне, когда я вас спрашиваю. И все для того, чтобы не впасть в противоречия, как вы это делали до сих пор.

Мадлен ответила слабым голосом:

— Я не помешана. Мне здесь очень хорошо. Почему вы хотите забрать меня отсюда?

Маньяба пожал плечами. Он шепотом что-то сказал сторожам. Те взяли Мадлен на руки и посадили в ванну. Вода доходила ей до плеч. Две струи ледяной воды опять полились на нее с потолка. Франсуа прошептал вполголоса:

— Это ужасно!

К счастью, никто не слышал его. Он отвел взгляд. Мужество оставляло его. Он страдал невыносимо и, отвернувшись, надеялся преодолеть свою слабость. Движение Маньяба, который наклонился к Мадлен, вернуло ему присутствие духа. В эту минуту Мадлен пошевелила руками, губы ее раскрылись, словно для жалобы, но ни Маньяба, ни Франсуа не услышали ее. Ни единого стона не сорвалось с этих губ, опущенные уголки которых выдавали нравственную пытку.

Душ выключили.

— Вас будут поливать холодной водой с утра до вечера, все время, пока вы будете притворяться, — монотонно проговорил Маньяба. — Следовательно, вам остается признаться в притворстве и дать суду показания, которых он ждет от вас. Я предупреждаю вас, что это не единственное испытание, которому вы будете подвержены. Я убежден, что вы не устоите против избранных мною средств. Если вы не виновны в убийстве вашего мужа, вам нечего притворяться помешанной, потому что вы не подвергаетесь никакой опасности. Вы можете, признавшись, прекратить эту ужасную комедию и заслужить снисхождение судей. Подумайте хорошенько о том, что я вам говорю, и последуйте совету человека, который не хочет вредить вам, а, напротив, расположен простить вас, если вы виноваты, и защитить, если вы не виновны.

Мадлен ничего не сказала. Тогда в третий раз две струи хлестнули ее с такой силой, что голова, опрокинувшись на плечо, закачалась справа налево, как будто вдруг отделилась от туловища. Доктора давно заметили, что холодный душ действует быстро и сильно в случае активного помешательства и медленно при помешательстве меланхолическом. Он производит три действия: охлаждение головы, сотрясение черепа и нарушение дыхания. Но главное, душ воздействует нравственно, возбуждая чувство страха перед болью.

Страху или боли поддалась Мадлен? Это не важно, но она не смогла сдержаться и застонала. Маньяба сделал знак. Сторожа вынули молодую женщину из ванны. Она выскользнула из их рук и упала. Тогда начался странный, бесцельный допрос, к которому прибегают все врачи в подобных случаях. Вопросы были короткими, резкими, Мадлен отвечала на них задыхающимся голосом, таким слабым, что Франсуа, который оставался на своем месте, с трудом разбирал слова.

— Давно ли вы здесь и сколько времени вы помешаны?

— Я не помешана.

— У вас есть семья, братья, сестры, муж, дети?

— У меня есть дети.

— Сколько?

— Много.

— Сколько? — настойчиво повторил Маньяба.

— Не знаю.

— Какой сегодня день?

— Я не помешана.

— Вы знаете Томаса Луара?

Она молчала. Доктор продолжал:

— Какое участие он принимал в убийстве вашего мужа? Он это задумал или вы?

— Да, кажется, да…

— В каком году вы родились?

— Я родилась?

— Да, сколько вам лет?

— Двадцать шесть.

— Ну, сосчитайте, у нас теперь тысяча восемьсот семьдесят третий.

Мадлен молчала. Маньяба пожал плечами:

— В тысяча восемьсот сорок седьмом?

— Да, в тысяча восемьсот сорок седьмом.

— Умеете ли вы читать, писать, считать?

— Умею.

— Кто изображен на этой монете?

— Наполеон Третий.

— Когда был убит ваш муж?

Снова молчание. Маньяба обернулся к Франсуа Горме и, указывая на него помешанной, вдруг спросил:

— Вы знаете этого господина, который слушает нас? В Бушу он часто приезжал к вам. Узнаете ли вы его?

— Да.

— Скажите его имя.

— Это мой муж, — сказала она с улыбкой, немного приподнявшись и глядя на Франсуа мрачными глазами.

— Нет, ваш муж умер.

— Умер, — повторила она с удивлением и опять упала, побежденная усталостью.

Маньяба безжалостно продолжал, не желая давать ей ни минуты отдыха.

— Давно ли прошло Успение?

— А! Успение было вчера.

— Вы сегодня ели?

— Да, мне здесь очень хорошо.

— Что вы ели?

— Суп, яйца, варенье.

— В каком месяце косят сено?

— В июле.

— А виноград собирают когда?

— Также в июле.

— Если я вас выпущу из этого дома, куда вы пойдете?

— В Париж.

— С кем?

Она указала на Горме.

— С ним, с моим мужем.

— Это доктор, а не ваш муж. Он не может поехать с вами.

— А! — сказала Мадлен, широко раскрыв глаза.

— Вы очень страдали сейчас, когда ледяная вода лилась вам на голову?

Она сделала отрицательный знак.

— Вы не боитесь холодной воды?

— Боюсь.

— Вы, стало быть, страдали?

— Нет. Мне здесь очень хорошо.

— Вы умеете считать?

— Да.

— Считайте.

— Раз, два, три, четыре, пять…

— Сочтите по пальцам.

— Нет, не хочу.

— Почему?

— Потому что мне будет больно.

— Сколько у вас пальцев на каждой руке?

— Пять.

— А на обеих руках?

— Пять.

— Сколько стоит эта монета?

— Десять су.

— А эта?

— Двадцать франков.

— Почему вы убили вашего мужа?

— Вот он…

— Для того чтобы ничто не мешало вам и Томасу Луару, вашему любовнику?

— Да, — сказала она, покачав головой несколько раз и глядя на Маньяба.

— Ну, милочка моя, — сказал старый доктор, — вы зря теряете время. Вы хотите сойти за помешанную, но ошибаетесь при каждом слове. Видно, что вы не понимаете вашу роль. Прекратите эту игру, госпожа Гонсолен.

— Я не помешана, — пролепетала Мадлен, опустив голову на руку и закрыв глаза, чтобы избежать грозного взгляда, которым преследовал ее ученый доктор.

Это первое жестокое испытание было окончено. Мадлен подняли и отнесли в ее комнату. Позвали сестру милосердия, которая переодела ее и уложила в постель. Молодая женщина была так слаба, что не могла сделать ни одного движения. Как только ее оставили, она лишилась чувств.

Маньяба, выйдя из больницы, взял под руку своего товарища и сказал:

— Эта женщина одарена невероятной энергией. Она не дает повода к подозрениям, в этом я сознаюсь, однако по нерешительности, с которой она давала некоторые ответы, я приметил в ней вполне осознанную мысль. Я побежден сегодня, тем не менее сохранил все свои сомнения.

Франсуа покачал головой, улыбнувшись краем губ, и взглянул на него искоса.