Эрл Гарднер - Вдовы носят траур

– Этот парень – везучий, ловкий и дотошный детектив. Если у кого-то в тот вечер и был фотоаппарат, этот шустрый сукин сын уже установил фотографа и, несомненно, забрал у него все фотографии.

Он медленно повернулся ко мне:

– Откуда у тебя эти фотографии, Лэм?

– Комментариев не будет, – повторил я. – Я должен оберегать мои источники информации.

Селлерс нанес мне резкий короткий удар в живот.

– Мы не позволим частным сыщикам оберегать свои источники информации, когда идет расследование дела об убийстве! Откуда взялись эти фотографии?

После удара в живот меня слегка затошнило. Я решил устроить небольшой спектакль. Я зашатался. Издал короткий стон. Упал на колени. Опустился на четвереньки. Селлерс злобно пнул меня ногой в зад. Я дернулся, потом во весь рост растянулся на полу. И затих. Офицер кинулся к Селлерсу и начал что-то тихо говорить ему. По-видимому, уговаривал проявлять сдержанность. В дежурке в этот момент появилось несколько новых полицейских, которые с интересом наблюдали за этой сценой. Селлерс, с посиневшим от ярости лицом, прорычал:

– Ну, вставай, шустрый мерзавец! Ты или сейчас же скажешь, где взял фотографии, или я заживо спущу с тебя шкуру.

Я медленно поднялся с пола. Стоять было трудно. Пошатываясь, но твердо глядя ему в глаза, я сказал:

– Если ты надеешься получить фотографии таким образом, я позабочусь о том, чтобы все они, весь ролик, были опубликованы в газетах. Возможно, тогда ты будешь доволен.

Селлерс начал молча рассматривать фотографию. Это продолжалось долго. Наконец он принял решение.

– Посадите его в отдельную камеру, – приказал он.

Через длинный коридор меня отвели в камеру, вся мебель которой состояла из двух деревянных скамеек. Здесь стоял сильный запах тюремной дезинфекции.

Я просидел в камере минут пятнадцать. Потом появился сержант Селлерс. Он пришел один. Теперь у него было совсем другое настроение.

– Я очень сожалею, что вышел из себя, – извинился он.

– Иди к черту! – сердито сказал я. – Кажется, ты отбил мне печенку.

– Ну я ведь только слегка толкнул тебя, чтобы привлечь к себе твое внимание. Разве это был удар?

– Мне нужен врач, – сказал я настойчиво.

Я видел, что в нем вспыхнула бешеная ярость. Но он быстро заставил себя успокоиться. Он внимательно оглядел меня с головы до ног и сказал примирительно:

– Хорошо, Дональд. Если ты полагаешь, что я причинил тебе боль, я пришлю врача. В настоящий момент мы вообще не имеем к тебе никаких особых претензий. Я задержал тебя только потому, что твоя поездка в Мексику не могла не вызвать подозрений.

– А что в ней подозрительного?

– Мы предупредили тебя, что ты в любой момент можешь понадобиться следствию. После такого предупреждения никому не понравится, если человек сбегает.

– Я не сбегал. Я же вернулся.

– Откуда ты взял эту фотографию?

Я молчал.

– Если кто-то в тот вечер был в ресторане с фотоаппаратом, он может располагать кадрами, являющимися вещественными доказательствами преступления, – продолжал Селлерс. – В высшей степени важными доказательствами. Ты знаешь, что по закону ожидает человека, который попробует скрыть от правосудия такие улики? Послушай, Лэм, мы с тобой кое в чем разошлись во мнениях, но это не должно мешать нам оставаться друзьями.

Я и тут ничего не ответил.

– Я должен знать все об этих фотографиях, – сказал Селлерс.

– Для чего?

– Это важные вещественные доказательства.

– Что же может доказать фотография, которую ты у меня отобрал?

– Это доказательство того… ну… того, что, испугавшись, официантка уронила поднос.

– Ну и что это дает правосудию? – спросил я невинно. – Ничего нового ни об убийстве, ни об убийце. На снимке изображена официантка. Но следствие давно установило ее личность. Установлена также вся последовательность ее поступков с момента, когда она с подносом подошла к кабине номер тринадцать и заглянула внутрь. К этому времени убийство уже произошло. Убийца успел скрыться. Поэтому фотография официантки не имеет для следствия ни малейшей ценности. Окружной прокурор не включит ее в список вещественных доказательств.

– Ну я в этом не уверен, – нерешительно сказал Селлерс. – Я должен узнать, откуда у тебя эта фотография. Я хочу получить негатив.

Я отрицательно покачал головой. Тогда он резко наклонился ко мне, схватил меня за отвороты пиджака и, подтянув к себе, прорычал с угрозой:

– Ты, недоносок! Ты пытаешься играть со мной в прятки. Ты доиграешься до того, что я сделаю из тебя бифштекс.

– Если ты тронешь меня хотя бы пальцем, чертов буйвол, – прохрипел я в ответ, – я опубликую всю серию этих фотографий. Ты сидел за столом в ресторане? Пил шампанское? Проворонил у себя под носом убийство?

– Ведешь двойную игру, сукин сын? Ведешь двойную игру с человеком, который, несмотря ни на что, пытается вытащить тебя из грязной истории?

– Я знаю, как ты пытаешься вытащить меня! У меня болит живот. Думаю, мне отбили печень. Мне срочно нужен врач. Ты грубый, необузданный мясник, и ты ударил меня намного сильнее, чем предполагаешь.

Селлерс отпустил меня. Вытащил из кармана сигару. Несколько секунд пожевал ее во рту. Потом сказал:

– Ладно. Убирайся отсюда!

Я вернулся к себе в агентство. Взял у секретарши конверт с фотографиями, который сам отправил себе по почте. В кабинете у меня на столе лежала записка. Баффин просил меня как можно скорее приехать в его ресторан.

Когда я прибыл туда, у Баффина был вид затравленного волка.

– Брентвуд в Сан-Франциско подал в суд на местную газету, обвиняя ее в дезинформации и дискредитации личности, – нервно сообщил он.

Я молча кивнул.

– Меня собираются вызвать на суд свидетелем. В газете сообщалось, что я присутствовал на встрече некоторых политиков и бизнесменов в Сан-Франциско, на которой, по утверждению газеты, Брентвуд домогался у присутствующих денег. Газета утверждала, что его поведение следует рассматривать как попытку получить взятку. В этой статье мое присутствие на встрече приводилось как основное доказательство того, что такая встреча вообще имела место. Поэтому на суде я должен дать показание, что меня в тот день вообще не было в Сан-Франциско. Я был здесь. В Лос-Анджелесе. Собственно, для этого и был придуман трюк с шантажом.

– Для того чтобы получить подтверждение своим показаниям на суде?

– Да.

– Предполагалось, что Калверт на суде должен будет подтвердить историю с шантажом?

Баффин заерзал на стуле.

– Если бы это оказалось необходимым, – наконец выдавил он из себя.

– Но теперь Калверт мертв. Он не может давать никаких показаний. И вы сели в лужу.

– Это почему же?