Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз

– А вы случайно не выглядывали на улицу в последние полчаса перед тем, как лечь в постель? – продолжил расспросы Питт.

– Я не видел пожар, инспектор, – сказал Паскоу чуть более резко. – И не вижу причин, чтобы вы меня так дотошно допрашивали. Я оплакиваю покойную миссис Шоу. Она была просто прекрасная женщина. Но никто из нас теперь ничего уже поделать не может, разве что… – Тут он снова засопел и надул губы. – Разве что сделать все, что в наших силах, для бедного доктора Шоу. Так я полагаю.

Мёрдо все переминался с ноги на ногу, а его глаза то и дело перебегали с Паскоу на Питта и обратно.

О трагедии очень скоро станет известно всем, так что Питт не видел никаких плюсов в том, чтобы соблюдать тайну. Он наклонился вперед, и газета за спинкой дивана снова зашуршала.

– Пожар вовсе не был несчастным случаем, мистер Паскоу. Конечно, взрыв газа еще более ухудшил положение, но отнюдь не был источником возгорания. Огонь занялся в нескольких местах одновременно. По всей видимости, возле окон.

– Возле окон? Что вы хотите этим сказать? Окна ведь не горят, инспектор! Вы вообще кто такой?

– Инспектор Томас Питт из участка на Боу-стрит, сэр.

– Боу-стрит? – Седые брови Паскоу снова удивленно поднялись. – Но Боу-стрит в Лондоне, далеко отсюда. Разве местная полиция не могла с этим справиться? С ней что-то не так?

– Все с ней так, – сказал Томас, с трудом сдерживая раздражение. Видимо, будет достаточно трудно поддерживать дружественную атмосферу при таких-то комментариях, да еще в присутствии Мёрдо. – Но суперинтендант полагает, что дело очень серьезное, и желает расследовать его как можно скорее. Начальник пожарной команды считает, что пожар вспыхнул возле окон, так, словно портьеры загорелись первыми, а тяжелые портьеры хорошо горят, особенно если пропитать их ламповым маслом или керосином.

– Бог ты мой! – Лицо Паскоу стало совершенно белым. – Вы хотите сказать, что кто-то намеренно устроил поджог… чтобы погубить… Нет! – Он яростно замотал головой. – Вздор! Полная чушь! Никому это не нужно – убивать Клеменси Шоу. Должно быть, они нацелились на доктора Шоу. А сам-то он где был, кстати? Почему его не было дома? – Он замолчал и с несчастным видом уставился в пол.

– Так вы видели кого-нибудь, мистер Паскоу? – повторил свой вопрос Питт, изучая сгорбленную фигуру хозяина. – Может, кто-то шел по дороге; может, какой-то экипаж проехал или телега? Может, свет мелькнул? Или еще что-то?

– Я… – Паскоу вздохнул. – Я вышел прогуляться в саду, прежде чем отправиться наверх. Я работал над одним докладом, и мне встретились некоторые затруднения. – Он прокашлялся, поколебался минутку, но тут эмоции пересилили, и слова потоком полились из его рта. – Этот доклад – опровержение нелепых и абсурдных утверждений Далгетти о короле Ричарде Львиное Сердце. – Тон его сразу смягчился при упоминании этого имени, стал прямо-таки романтически-нежным. – Вы ведь не знаете Джона Далгетти, да и откуда вам его знать… Это крайне безответственный человек, совершенно не умеющий сдерживаться, абсолютно лишенный должного чувства благопристойности и приличия. – Его лицо при этих словах даже сморщилось от отвращения. – У литературных критиков есть такая обязанность, понимаете? – Он посмотрел Томасу прямо в глаза. – Мы создаем определенное общественное мнение. Это имеет огромное значение – что именно мы предлагаем и продаем публике, что мы хвалим, а что критикуем. А Далгетти готов игнорировать или даже высмеивать все ценности истинного рыцарства и чести – и все это, видите ли, во имя свободы… Но на самом деле он ратует за полную распущенность, за излишнюю вольность, за нарушение всех и всяческих правил и норм. – Паскоу подскочил и замахал руками в воздухе, вроде как изображая эту самую вольность. – Он выступил в поддержку этой ужасной монографии Эймоса Линдси по поводу этой новой политической философии. Фабианское общество [9], так они себя именуют… Но то, что он пишет, – это призыв к настоящему анархизму! К сущему хаосу! Отнять собственность у людей, которые владеют ею по праву… Это воровство! Прямой и откровенный грабеж! Никто на такое не пойдет! Это означает кровопролитие прямо на улицах, если у этого общества появится достаточное число сторонников. – Он сжал челюсти в попытке унять свое возмущение. – Тогда англичане будут сражаться с англичанами на нашей собственной земле! А Линдси утверждает, что в этом есть некая естественная справедливость: отнять у одних частную собственность и поделить ее между другими, независимо от их усердия или честности. Даже вне зависимости от того, уважают ли они эту собственность, ценят ли ее, умеют ли ее сохранять… – Он пристально уставился на Питта. – Только подумайте, какие это принесет разрушения. И потери. И о чудовищной несправедливости подумайте. Все, для чего мы трудились, что мы берегли и о чем так заботились… – Его голос взлетел куда-то очень высоко, у него даже горло перехватило от избытка эмоций. – Все, что мы унаследовали от прежних поколений, вся эта красота, все эти сокровища прошлого, – все это, по мнению этого идиота Шоу, конечно же, должно пропасть!

Паскоу судорожно сцепил пальцы, все тело его напряглось, но тут вдруг он вспомнил, что Питт – полицейский, у которого, видимо, нет никакой особой собственности, а потом еще вспомнил, зачем тот здесь оказался. И снова сгорбился, опустил плечи.

– Извините. Не следовало мне так резко критиковать человека, только что потерявшего жену. Стыд какой…

– Итак, вы вышли погулять в сад, – напомнил ему Питт.

– О да. У меня устали глаза, и я решил немного освежиться, восстановить внутренний мир, душевное равновесие. И вышел в сад. – Он улыбнулся доброй улыбкой при этом воспоминании. – Вечер был просто чудесный, луна светила, ее лишь изредка закрывали клочки облаков, с юга дул легкий ветерок. И, знаете, я даже соловья услышал! Просто великолепно. Прямо плакать хотелось от восторга. Такая красота! Такая красота! Спать я отправился полностью успокоившимся, с миром в душе. – Он поморгал. – Ужасно! Всего в двадцати ярдах отсюда происходит нечто жуткое, и женщина пытается спастись, борется за жизнь, хотя у нее, наверное, почти нет шансов, – а я ничего об этом не знаю…

Питт смотрел на виноватое выражение его возбужденного лица.

– Видите ли, мистер Паскоу, даже если бы вы не спали всю ночь, то наверняка ничего бы не увидели и не услышали, пока уже не стало слишком поздно. Пожар занимается очень быстро, особенно если поджог преднамеренный. А миссис Шоу могла задохнуться в дыму, так и не проснувшись.

– Могла? – У Паскоу широко раскрылись глаза. – В самом деле? Очень надеюсь, что так и было. Бедное создание! Такая была прекрасная женщина, вы знаете… Слишком хороша для Шоу. Он человек бесчувственный, без высоких идеалов. Нельзя сказать, что он не слишком хорош как практикующий врач или как джентльмен, – торопливо добавил Паскоу. – Но нет у него тонкости восприятия, глубокого понимания вещей. Он считает умным и прогрессивным насмехаться над человеческими ценностями… Ох, боже мой, не следует все же так говорить о человеке, только что перенесшем такую потерю. Но правду все равно не скроешь, не так ли? Мне очень жаль, я глубоко сожалею, что ничем не могу вам помочь.