Александр Дюма - Записки полицейского (сборник)

В самом деле, не прошло и десяти минут, как на лестнице послышались торопливые шаги. Он не должен был застать нас у нее, но между тем мы хотели остаться, чтобы в случае необходимости быть готовыми прийти на помощь госпоже Ирвинг. Так что мы с женой поспешно вышли в небольшую боковую комнату, сквозь застекленную дверь которой могли слышать и видеть все происходящее.

Генри Ренсгрэйв вошел. Он был бледен и весь дрожал, он пытался заговорить, что то бормотал, в руке его была зажата бумага. Вся она была измята и дрожала, как и рука, в которой он ее сжимал. Он подошел к миссис Ирвинг и положил перед ней эту бумагу.

– Вот вам, – наконец, выговорил он, – вы не осмелитесь сказать, что не знаете этой песни, вы не осмелитесь сказать, что эти слова на полях написаны не вашей рукой, а если дерзнете сказать так, то я здесь же и докажу вам обратное!

– Господин Ренсгрэйв, – ответила молодая женщина со смелостью, которую ей внушало наше близкое присутствие, – господин Ренсгрэйв, клянусь, я этой песни не знаю, и признаюсь, что все, что вы говорите, совершенно нелепо. Тринадцать лет тому назад мне не было еще и девяти лет, я была тогда совсем ребенком!

– Ага! Так вы упорствуете, жестокосердая! После всех страданий, которые я вытерпел за вас, после тех дней, которые провел в слезах, после мучительных ночей, терзающих меня с той злополучной минуты, когда увидел, как вытаскивают из воды ваше бездыханное тело, с той проклятой минуты, когда мне сказали, что вы умерли?

– Умерла! – воскликнула госпожа Ирвинг. – Боже милосердный! Перестаньте безумствовать, господин Ренсгрэйв! Я – Лаура?.. Я – родом из графства Йоркшир?.. Я – утонула? Да, есть с чего мне самой сойти с ума, слушая ваши речи! Неправда!.. Меня никогда из воды не вытаскивали! Никогда и никто не мог предположить, что я умерла! Вы пугаете меня!.. Да, я вам говорю, вы меня пугаете!

– Забавно! – закричал Ренсгрэйв. – Разве вы, я и этот проклятый Бефорт… не катались ли мы седьмого августа 1821 года по Льюфильдскому озеру?.. Лодка, в которой мы сидели, не опрокинулась ли во время ужасной схватки, возникшей между ним и мной из за вас, потому что мы оба были влюблены? О! Теперь мне все понятно!.. Причиной всему ребенок!.. То прошлое, о котором он вам напоминает, мешает….

Госпожа Ирвинг пронзительно вскрикнула – рука сумасшедшего сжимала горло мальчика, но я не отрываясь смотрел сквозь стеклянные двери на Ренсгрэйва, а потому в ту же минуту ворвался в комнату. Я мгновенно освободил малютку и с такой силой оттолкнул безумца, что он отлетел в другой конец комнаты и упал навзничь, но тут же вскочил и подбежал ко мне, обшаривая между тем свои карманы, где, вероятно, искал нож или какое нибудь оружие, но, не найдя ничего и понимая, без сомнения, что проиграет в рукопашном бою, он бросил на меня один из тех ужасных взглядов, которые были ему так свойственны, и выбежал из комнаты.

Теперь дело приняло нешуточный оборот: понятно было, что этот человек упорствовал в своем безумии. Потому я тем же вечером отправил по почте письмо в графство Йоркшир. Письмо это извещало господина Оксли о случившемся и приглашало прибыть в Лондон для принятия решения о дальнейшей судьбе племянника. В ожидании Оксли мы усилили меры предосторожности, чтобы защитить госпожу Ирвинг и ее сына от любых посягательств со стороны помешанного.

Но сумасшедшие в своем безумии проявляют необыкновенную настойчивость и настолько хитроумны, что даже самый проницательный и рассудительный человек не может предугадать их поступков.

По делам службы я часто с самого раннего утра отсутствовал дома и иногда даже всю ночь должен был находиться в местах, весьма удаленных от той части города, где проживал.

Вернувшись домой к обеду, на четвертый вечер после того дня, когда я отправил господину Оксли письмо, я застал в своей квартире всех соседей, чрезвычайно взволнованных. Госпожа Ирвинг, как мне хором поведали с десяток человек, – госпожа Ирвинг умирала. Причиной ее жестоких предсмертных мучений был малютка Джордж, который непонятным образом упал в реку Лею и утонул. По крайней мере такое у всех сложилось мнение, после того как реку обшарили вдоль и поперек. Черная пуховая шляпа несчастного малютки, украшенная перышком, была найдена плавающей около берега на довольно большом расстоянии от того места, где он предположительно упал; тело, розыски которого так ничего и не дали, вероятно, было унесено в Темзу сильным течением.

Ужасная догадка вдруг промелькнула в моем сознании.

– Где господин Ренсгрэйв? – спросил я.

Никто этого не знал, никто не видел его с двух часов пополудни, то есть именно с тех пор, как исчез ребенок. Из всего того, что я видел и слышал, из той ненависти, которую господин Ренсгрэйв испытывал по отношению к маленькому Джорджу, было очевидно, что, кроме сумасшедшего, никто не мог совершить такого ужасного преступления. Итак, прежде всего я выпроводил из дома всех сочувствующих, которые его заполонили, потом поспешил к госпоже Ирвинг, где застал доктора Горлона, который оказывал ей помощь. Удар был жестокий – опасались воспаления мозга, доктор Горлон пустил ей кровь и поставил пиявок. Благодаря этим энергичным действиям надеялись, что лихорадка пройдет.

Подозрения доктора были схожи с моими, но он уклонился от каких бы то ни было советов, доверяя моей предусмотрительности. К несчастью, в то время я был еще новичком в делах подобного рода, теперь я уже приобрел некоторый опыт, и, если бы мне вновь случилось оказаться в подобных обстоятельствах, последствия были бы не столь неприятны, как в то время.

Я решил дожидаться господина Ренсгрэйва, позвав к себе в напарники управляющего. Мы всю ночь бодрствовали, эта ночь тревожных ожиданий тянулась мучительно долго, мое нетерпение и раздражение с каждым часом усиливались. В десять часов я был убежден, что Генри Ренсгрэйв – преступник, в одиннадцать я готов был передать его в руки правосудия, в полночь чувствовал, что удушу его собственноручно.

Страдальческие вопли, временами раздававшиеся из комнаты госпожи Ирвинг, действовали на меня страшно угнетающе: перед моим внутренним взором стояла эта несчастная мать, обреченная до конца дней на безутешное горе из за преступного деяния сумасшедшего.

Только в два часа ночи мы услышали осторожные шаги – кто то крадучись приближался к двери. Это был господин Ренсгрэйв, его рука до того дрожала, что он несколько минут не мог вставить ключ в замочную скважину. Неудивительно было видеть сумасшедшего дрожащим и бледным, как призрак.

В действительности, как я узнал впоследствии, в нескольких шагах от двери он кого то встретил и спросил о госпоже Ир– винг, и ему ответили, что она умирает или, возможно, уже умерла. Я знал, что он никогда не пил вина, однако, судя по его речам, можно было предположить, что пьян. Шатаясь, Генри поднялся на несколько ступеней по лестнице, которая вела в комнату больной, и, увидев нас на площадке, отступил назад. Зубы его стучали, как при сильном ознобе.