Эжен-Франсуа Видок - Записки Видока

Тут была и другая шайка — настоящие парижские «тигры». Ночью на улице они набрасывали на прохожих аркан и, обобрав их дочиста, отпускали.

Я не знал своих сокамерников, пока не повстречался с ними в тюрьме. Первый — поэт и столяр, сочинил известную песню, обрекшую его во время Реставрации на год тюремного заключения и 500 франков штрафа — честь, которой завидовали все тогдашние либералы. Освобожденный Июльской революцией, Беккер — это его имя — бросил станок ради пера и стал журналистом, но его проза и стихи не имели большого успеха. Оскорбленный невниманием читателей, он в качестве мести вздумал отправиться за границу, чтобы снискать себе счастья на военной службе. В то время боевые действия велись в Бельгии и Польше. Наш поэт поспешил в Варшаву, но при первом выстреле дезертировал и вернулся в Париж. Его друзья отправили его в Брюссель, где он получил командование полком, но, по-видимому, запах пороха ему не очень нравился — Беккер снова бежал, на этот раз прихватив с собой и полковую казну. Он думал добраться до какой-нибудь гавани и отправиться в Англию или Америку, но надо полагать, что главный штаб имел определенные подозрения на его счет, потому что за ним послали погоню, и Беккер был арестован на последней станции, когда менял лошадей. Его тотчас судили военным судом, но не расстреляли, а приговорили к десяти годам каторги за воровство и дезертирство.

По восшествии на престол король Леопольд помиловал многих преступников. Попав под амнистию, Беккер поспешил вернуться во Францию, где окунулся в прежнюю жизнь. Подобно многим желающим славы и денег, он бросился сотрудничать с мелкими журналами. Особенно Беккер любил «воспевать» министров, преимущественно Мармона Сульта, речи которого в палате он постоянно осмеивал. У старого воина было немало самолюбия; не желая удовольствоваться военной славой, он хотел заслужить известность и в магистратуре. Чтобы заставить молчать беспокойного критика, его приняли на службу. Однако всему приходит конец.

Вследствие какого-то переворота в министерстве Беккер вынужден был покинуть политическую арену, сменив канцелярский слог на публицистический, процветающий и поныне. Ненамного ошибется тот, кто сочтет его прародителем желтой прессы наших времен. Стоя во главе полудюжины таких же писак, как и он сам, Беккер основал несколько журналов по театральной части, используя разного уровня начальников и актеров. Он точно так же поступал и с актрисами, и не одной, несмотря на отвращение, которое он внушал своим лицом, пришлось заплатить ему известную дань во избежание худшего. Я чуть было не забыл описать вам его портрет. Беккера отличала приплюснутая голова, огромный рот, синеватые губы, фальшивый неприятный голос и желтоватый цвет лица. Он был высокого роста, но сильно горбился.

Я не знаю, каким образом Беккер дошел до того, что не смог сбывать свои произведения. В 1843 году он содержал подпольную типографию для тайных обществ. Как же этот осторожный плут попался? Арест революционных сочинений в его типографии привел и к моему задержанию.

Мой другой товарищ по заключению был мне не так неприятен. Его открытая натура и чистосердечный взгляд шли вразрез со скрытным поведением Беккера. К сожалению, его глупые речи иногда казались мне нестерпимыми. Экс-лейтенант Катенье был без страха, но не без упрека. Впрочем, когда я думаю о его несчастьях, то не могу не верить в действие высших сил. Отправившись в 1814 году в поход с бретанскими федератами, этот необыкновенно отважный человек дрался под Ватерлоо. Ему следовало бы умереть, сражаясь за границей, но его роковая звезда привела его обратно в Париж. В продолжение 15 лет он работал в одной типографии, скрывая давнее желание отомстить и не прощая Бурбонам их возвращения во Францию. Правда, Реставрация ему повредила, и потому немудрено, что во время Июльской революции он одним из первых взялся за оружие. Отличившись, он снова сумел поступить в армию, но, так как его военное обучение было не закончено, его отправили доучиваться в кавалерийскую школу Сомюра в качестве унтер-офицера. Не смея рассчитывать на большее, он, однако, остался недоволен. По его словам, он заслуживал большего, но поведение его было далеко не похвальным.

Вместо того чтобы держаться своего скромного положения и быть верным королю, он опять принялся строить заговоры. Военный министр, узнав о его поведении с комитетом по правам человека и его дуэлях, прислал ему патент на звание лейтенанта в пехоте. Катенье протестовал против назначения, которого не просил, но его не послушали, и ему пришлось отправиться в линейный полк, распрощавшись с кавалерией и с красивой формой. Прибыв в корпус, он принялся за агитацию против Людовика Филиппа. Он говорил речи за обедами, в собраниях, пользовался любой возможностью появиться в мундире. Агенты полиции не теряли его из виду и, может, думали отправить беспокойного лейтенанта в Алжир, когда странное обстоятельство ускорило его погибель. Во время одной из своих экскурсий по Парижу Катенье арестовали за подделку документов по заявлению одного банкира. Судья послал за банкиром, и тот заявил, что представленный ему вексель был фальшивым, а подпись подделана. С той и другой стороны протестовали; комиссионер, не зная, как разрешить спор между офицером и банкиром, обратился в префектуру полиции. Префект велел рассмотреть дело Катенье. Все указывало на то, что он был человеком опасным. Пользуясь случаем, Катенье как заговорщика отправили в Ла-Форс. С этой минуты его ожидали жестокие неудачи. В ассизном суде его признали виновным.

— Мы выяснили, — сказал ему председатель, — что вы не могли получить от своего семейства той суммы, на которую предъявили вексель банкиру. Вы также не могли заработать ее сами. Откуда же у вас эти деньги?

Не имея возможности вывернуться, Катенье решил говорить начистоту, но истина не всегда правдоподобна. Суду и присяжным, так же как и публике, его ответ не показался удовлетворительным.

— В июле, — заявил Катенье, — в ту минуту, когда народ проник в Тюильри, я, подбирая падавшие у солдат патроны, наткнулся на сумку, одного сержанта королевской гвардии и открыл ее. Вместо патронов я увидел там двадцать тысяч франков золотом. Я завладел ими, не сказав никому ни слова. Это правда.

Присяжные не поверили этому рассказу; большинством голосов Катенье был обвинен в подделке документов и осужден на пять лет принудительных работ. Этот приговор повлек за собой лишение прав на собственность и состояние, а также позорное выставление напоказ. После этого Катенье, прикованного к цепи вместе с другими преступниками, переправили в Бисетр, а оттуда — в Тулон.