Закария Эрзинчлиоглу - Убийство болгарского дипломата

— Закрыта.

На некоторое время воцарилась тишина, затем Холмс снова заговорил:

— Знаете ли вы, где находился господин Леонтиклес, когда раздался выстрел?

— Нет, я увидел его, только когда оказался на верхней лестничной площадке. Он стоял в нескольких шагах позади Симеонова, бледный как полотно.

— Как вы думаете, мог ли он совершить убийство?

— Такая вероятность, конечно, есть, но он такой кроткий человек, что я, честно говоря, не могу представить его в роли убийцы. Он был совершенно потрясен произошедшим.

— Если он убил Симеонова, то у него была причина выглядеть потрясенным.

— Да, конечно.

— Вы вместе с полковником Юсуфоглу отнесли тело в спальню. Не заметили ли вы, что у полковника было с собой оружие?

— Нет, никакого оружия я совершенно точно не видел. На полковнике в тот момент не было жилета. После мы вместе спустились вниз, и он находился в моем поле зрения еще по меньшей мере час.

— Стало быть, вы убеждены в его невиновности?

Барон ничего не ответил, но снова сдвинул брови и сменил позу.

— Мистер Холмс, — сказал он наконец, — мне кажется, я должен рассказать вам еще кое о чем. Я молчал об этом до сей поры, потому что не знаю, как расценивать то, что я услышал, и боялся, что мой рассказ только запутает дело и навлечет подозрение на невиновных. Однако, лично познакомившись и побеседовав с вами, я пришел к убеждению, что могу всецело на вас положиться.

Холмс церемонно поклонился.

— Вскоре по прибытии в Ройстон-мэнор я отправился в библиотеку, чтобы взглянуть на некоторые принадлежащие лорду Эверсдену книги. Книги — моя страсть, мистер Холмс. Вошел я тихо, чтобы никому не помешать, и услышал голоса господина Леонтиклеса и полковника Юсуфоглу. Леонтиклес говорил: «У нас нет выбора, мы должны действовать немедленно, лучшей возможности у нас не будет!» — на что Юсуфоглу ответил: «Нет-нет, не сейчас и не здесь! Будет безопаснее…» В этот момент в библиотеку с шумом вошел граф Балинский, и разговор оборвался. Как я уже говорил, мистер Холмс, я не знаю, что все это значит, и надеюсь, что вы куда лучше меня разберетесь, в чем тут дело.

Я взглянул на Холмса и с волнением увидел на его лице то выражение радостного возбуждения, которое означало, что он напал на след. Он встал, поклонился любезному хозяину и с едва сдерживаемым волнением сказал:

— Господин барон, ваши наблюдения бесценны!

Барон выглядел одновременно и ошеломленным, и воодушевленным словами Холмса.

— Вы о чем-то догадались, мистер Холмс? — спросил он. — Можно ли надеяться на лучшее?

— Расследование еще не завершено, и в любом случае о своих выводах я должен рассказать сначала Орман-паше, по поручению которого я действую. Однако я все же скажу вам, господин барон, что основания для оптимизма есть.

На этом мы распрощались с бароном Нопчкой, оставив его несколько озадаченным, но в то же время в значительной степени приободренным, и отправились на Бейкер-стрит, куда прибыли уже довольно поздним вечером. Холмс был в превосходном настроении. Дома его ждала телеграмма. Холмс вскрыл ее и прочитал вслух:

— «Принц уехал в Константинополь. О.-п.». Превосходно! Наш турецкий друг держит слово!

Мы съели прекрасный ужин, приготовленный миссис Хадсон, причем Холмс наотрез отказался говорить о деле за едой. После ужина, когда мы сидели у камина и Холмс курил свою самую зловонную трубку, он взглянул на меня блеснувшими глазами и сказал:

— Ватсон, сегодня ночью я собираюсь совершить уголовное преступление. Ваш армейский револьвер и отмычка еще при вас?

Меня охватило возбуждение: прошло уже немало лет с тех пор, как мы с Холмсом в последний раз устраивали одну из тех проделок, из-за которых временно оказывались по другую сторону закона.

— Можете на меня положиться, Холмс, — с искренним чувством сказал я. — Дайте мне только полчаса, чтобы собраться.

Время близилось к полуночи, когда мы с Холмсом прибыли на Харрингтон-Мьюз. В полной тишине мы подошли к дому номер 6, и Холмс прошептал мне на ухо:

— Доставайте отмычку, Ватсон!

Мы подкрались к двери, словно взломщики, и я собирался пустить свой ломик в дело, когда обнаружил нечто непредвиденное.

— Холмс, дверь уже открыта!

Холмс замер на месте и произнес шепотом:

— Интересно, Ватсон, очень интересно! Эта ночь, возможно, принесет еще много сюрпризов!

Мы вошли в дом, не произведя ни малейшего шума. Холмс быстрыми, но осторожными шагами направился к кабинету. Приблизившись к двери, мы увидели, что из-под нее пробивается лучик света. Из кабинета раздавался шорох, как будто кто-то перебирал бумаги. Мы неподвижно стояли и слушали. Затем шорох внезапно прекратился, свет погас.

— Пора, Ватсон! — сказал Холмс, и мы ворвались в комнату, но поздно: мы успели лишь увидеть, как темная фигура выпрыгивает из раскрытого окна на задний двор.

— За ним, Ватсон! — закричал Холмс.

Я бросился к окну и выскочил на двор; там я увидел беглеца, который, прихрамывая, словно поранил ногу, улепетывал к ограде. Я побежал за ним, но споткнулся о какое-то полено и растянулся на земле. Когда я поднялся на ноги, беглеца уже и след простыл. Морщась от боли, я дохромал до ограды, но никого, конечно, за ней не увидел и, удрученный неудачей, вернулся к Холмсу.

— Не беда, Ватсон, — сказал он, выслушав мой рассказ. — Мы познакомимся с этим джентльменом утром.

Пока меня не было, Холмс не сидел без дела — он просматривал документы, лежавшие на столе и в его ящиках. Теперь он поднес поближе к свету маленький листок бумаги.

— Дело здесь нечисто, Ватсон! — сказал он, и на лице его в этот момент было суровое и мрачное выражение. — Но сейчас пора возвращаться домой и ложиться спать, потому что утром нас ждет много дел.

И мы вернулись на Бейкер-стрит. Не знаю, как Холмс, а я провел очень беспокойную ночь. Утром я проснулся оттого, что Холмс тряс меня за плечо.

— Вставайте, Ватсон! Дело близится к развязке!

— Сколько времени? — спросил я, силясь стряхнуть с себя сон.

— Семь часов, Ватсон. Завтрак готов.

Я встал, умылся и пошел завтракать. Холмсу, успевшему поесть, не терпелось побыстрее выйти из дома, так что я торопливо проглотил тост, наспех выпил чаю, и вскоре мы уже катили в кэбе по направлению к дому, адрес которого Холмс дал кучеру.

Теперь у Холмса было совсем не то настроение, что накануне ночью, — он выглядел скорее озабоченным, нежели возбужденным.

— Удалось ли вам найти разгадку, Холмс? — спросил я.

— Вы знаете, как я работаю, Ватсон. Я расскажу о своих умозаключениях, когда буду к этому готов.

В молчании мы доехали до места назначения, оказавшегося маленьким особняком, в котором располагалось греческое консульство. Когда мы попросили доложить о нашем приходе консулу, господину Леонтиклесу, нас немедленно провели в его кабинет. Господин консул был человеком невысокого роста, с бледным лицом, черными как смоль волосами, бородой-эспаньолкой и нафабренными усами. Он держался довольно обходительно и учтиво, но казалось, что ему не по себе в нашем обществе. Когда мы вошли, он встал, пригласил нас садиться и спросил: