Фергюс Макинтайр - Загадка Уорикширской воронки

К полудню мы оказались на Центральном вокзале, где Холмс, к его великому неудовольствию, узнал, что следующий дополнительный поезд уйдет не раньше завтрашнего утра.

— Ничего не поделаешь! — вздохнул он. — Придется нам провести ночь в этом огромном городе. Давайте устроимся в гостиницу, Ватсон, а потом поглядим, какие забавы сулит нам остров Манхэттен.

Я взял на себя распорядиться, чтобы наши чемоданы доставили в отель «Геральд-сквер» на южной стороне Западной Тридцать четвертой улицы, а Холмс занялся отправкой телеграммы в главную контору Континентальной страховой компании.

— Я дал знать мистеру Эвансу, что завтра утром буду уже в поезде, — сообщил мне мой друг, когда я покончил с гостиничными формулярами, — и известил его, что везу с собой лучшего из известных мне военных хирургов.

— Вы льстите мне, Холмс.

— Ничего подобного. Ну что ж, Ватсон! Приступим к развлечениям, какие в силах предложить нам этот город, имея в виду, что завтра утром нам предстоит приступить к делу весьма малоприятному. Кстати, отправляя телеграмму, я случайно услышал на телеграфе, что Мод Адамс играет сегодня в спектакле «Питер Пэн» в театре «Эмпайр» на Западной Сорок шестой улице. Давайте же на сегодня перенесемся в Нетландию, позабудем на время про стоны больных и про мошенников Сан-Франциско.

Итак, мы направили наши стопы на север, вверх по широкой манхэттенской дороге, известной как Бродвей. Чуть южнее Западной Тридцать седьмой улицы, у номера 1367 по Бродвею мое внимание привлекло здание из бурого камня, пестрящее яркими афишами. Оказалось, что это развлекательное заведение, именуемое «Эдисония-холл». Афиши гласили, что, купив билет за пять центов, мы сможем увидеть в действии витаскоп, удивительное изобретение Томаса Эдисона.

— Я слышал об этой машине, но никогда не видел, как она работает, — не пытаясь скрыть свой интерес, обратился я к Холмсу. — Витаскоп мистера Эдисона лучше волшебного фонаря: это изобретение проецирует изображения, которые действительно движутся!

— «Изобретение», как же! — скептически хмыкнул Холмс. — Ваш Эдисон столько же изобретатель витаскопа, сколько я — изобретатель колеса, Ватсон! Первую кинетографическую камеру и проектор, к вашему сведению, придумал Луи Лепренс, француз, который одно время жил в Йоркшире. Я сам присутствовал на демонстрации этого аппарата в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году в Лидсе. Но послушайте, если вам в самом деле так хочется посмотреть этот витаскоп, за чем же дело стало, давайте купим билеты и войдем.

Вечерняя программа «Эдисония-холла» явно пользовалась успехом у публики, но мы с Холмсом сумели добыть два отличных места в партере, причем в самом центре, близко к проходу. Сцена была пуста, если не считать натянутого на ней прямоугольного белого экрана, который, судя по его виду, особого развлечения не сулил. Представление еще не началось, и воздух вокруг нас полнился жужжанием голосов.

— Я больше не скучаю по моим пчелам, — пробормотал, обращаясь ко мне, Холмс. — Похоже, тут мы можем общаться свободно, не опасаясь нарушить этикет, поскольку все остальные сами не закрывают рта. Должен заметить вам, Ватсон, ни разу в жизни я не присутствовал на сеансе движущихся картин без того, чтобы не вспомнить про странный случай с Джеймсом Филлимором.

Я не сразу понял, о ком он, — имя ничего мне не говорило, — но потом до меня дошло.

— А, это вы про того джентльмена, который бесследно исчез из собственного дома в Уорикшире?

— Про того самого. — Устроившись поудобней в красном плюшевом кресле, Холмс устало вздохнул. — Это был один из первых моих провалов, Ватсон. С тысяча восемьсот семьдесят пятого года, когда он исчез, никто никогда не видел мистера Джеймса Филлимора.

— Но человек, который пропал в тысяча восемьсот семьдесят пятом, никак не может иметь что-то общее с движущимися картинами, — рассудил я. — Они ведь даже еще изобретены не были!

Холмс кивнул:

— Я уже говорил вам, Ватсон, что кинетограф изобретен в Англии Луи Лепренсом. В тысяча восемьсот девяностом, во время пребывания в своей родной Франции, месье Лепренс согласился продемонстрировать свое устройство в Парижской опере. В сентябре этого года он сел на поезд в Дижоне, взяв свою камеру и проектор с собой в купе первого класса. Но когда поезд прибыл в Париж, Ватсон, вообразите себе, купе оказалось пустым! Несмотря на самые рьяные поиски, ни Лепренса, ни его аппаратуру так никогда и не нашли.

— Поразительно! — вставил я.

— Прослышав об этом, я предложил свои услуги французским властям, — продолжал Холмс, — но французская полиция моего предложения не приняла. И вот с тех самых пор, когда бы ни случалось присутствовать при демонстрации кинетографа, я не могу не вспомнить об удивительной судьбе его изобретателя, — а думая об исчезновении Лепренса, естественным образом вспоминаю и Джеймса Филлимора.

— Этот Филлимор что, был вашим другом, а, Холмс?

— В жизни с ним не встречался, — покачал головой мой спутник. — Но поразительное исчезновение Филлимора в тысяча восемьсот семьдесят пятом году вызвало много толков, и я съездил в Лемингтон-Спа, чтобы поучаствовать в поисках. Среди вещей в его доме на Тэвисток-стрит была найдена студийная фотография мужчины лет тридцати; коллеги-банкиры подтвердили, что это портрет Джеймса Филлимора. Я сумел получить в свое распоряжение копию и накрепко запечатлел в памяти это лицо. И вот вообразите себе, Ватсон, в течение двадцати лет, даже когда странствия заносили меня в Лхасу или Хартум, идя в толпе, я не забывал вглядываться во встречных, выискивая в них сходство с Джеймсом Филлимором. Но теперь, когда минул уже тридцать один год, я склонен думать, что он исчез безвозвратно.

В этот момент освещение в зале приугасло, посетители смолкли. На сцену вышел мужчина, назвавшийся Эдвином Стентоном Портером, представителем компании «Эдисон». Он заверил нас, что благодаря витаскопу компания имеет возможность предложить зрителям полный спектр развлечений — комедии, драмы, картины живой природы — и что все это будет представлено нам в ходе сегодняшнего представления.

— Особенно мне хотелось бы привлечь ваше внимание к последнему пункту нашей программы, — обратился мистер Портер к затихшему, заинтригованному залу. — Не далее как сегодня утром наш фотограф вынес свой витаскоп на улицы Манхэттена. Он заснял подлинные сцены жизни Нью-Йорка, причем заснял их в естественном освещении. Жизнь как она есть! Леди и джентльмены, фотографическая съемка этих событий уже проявлена и доставлена в наш театр спустя всего лишь четыре часа после того, как они свершились!

Аудитория восторженно загудела. Мистер Портер меж тем продолжил: