Джемма О’Коннор - В поисках прошлого

Он поднялся:

— Мне пора. Роза, вы уж меня извините, но вам самой придется сообщить Крессиде про дом. Мне что-то не хочется в это вмешиваться. Не хочу, чтобы они узнали, что я… э-э-э… обсуждал их дела. Могу только сказать, что лично я, черт меня побери, на ее месте ни за что бы туда не вернулся.

— Не вернулись бы? Может, вы и правы. Но и ее, и Фрэнка здесь любили. Все ведь понимали, что Крессида не в состоянии никому причинить никакого зла. И Фрэнк тоже. Он хороший человек. Я такое от многих слыхала. — После чего оба они замолчали.

Потом Муррей долго размышлял над тем, что имела в виду Роза, когда заявила, что Крессида и Фрэнк «не в состоянии никому причинить никакого зла». Раздумывал он над этим и сейчас, когда они с Крессидой въехали во двор больницы. Но все свои беспокойные мысли все же держал при себе.

Е-мейл от Фионы Мур Шону Брофи

Шон, я перед вами в долгу. Нет, не так — многократно в долгу. Вы всю мою жизнь перевернули. Последние годы у меня выдались скучные и убогие. Заняться серией очерков — отличная идея. Завтра еду обратно в Корк побеседовать с этим молодым художником, специалистом по инсталляциям, с Божьей помощью. Одновременно гордо продемонстрирую О’Дауду собранный материал. Как я уже говорила, он не в состоянии унять свою желчность, так что мне лучше держаться от него на расстоянии. Все время что-то вякает про Спейна. Удалось ли откопать хоть что-нибудь об этой якобы праведнице Эванджелин? Я иду по следу ее предполагаемого мужа — он занимался историей искусств в галерее Куртолда в Лондоне, но откинул копыта уже много лет назад. Следующий в моем списке — книготорговец из Оксфорда. За мной ленч. В том же заведении или где-нибудь еще для разнообразия? Полагаю, поздний ужин вдвоем пока еще в программе не стоит?

Фи

Больница Св. Бриджет, современное медицинское учреждение, располагалась в пригороде Клонмела. Крессида и Муррей поднялись по недавно окрашенной лестнице на второй этаж и по длинному коридору прошли в отделение, где было несколько четырехместных палат. Алкиона лежала прямо в середине, напротив поста дежурной медсестры. Одна из кроватей здесь была пуста; две другие были заняты пожилыми женщинами — обе либо спали, либо находились в коматозном состоянии.

В последний раз Крессида навещала Алкиону месяцев пять назад и сейчас испытала настоящий шок, увидев, как та исхудала. Молодая женщина тоже спала, лежа абсолютно неподвижно. Светлые локоны прилипли ко лбу и кудряшками закручивались возле ушей. Когда Муррей подошел к постели, ее веки задрожали, глаза открылись, и она посмотрела словно сквозь него, дальше, где в ногах кровати остановилась Крессида. «Алкиона?» — шепотом позвала та. Тупой, вялый взгляд на секунду задержался на гостье, потом ушел в сторону.

Муррей взял племянницу за руку.

— Привет, милая! — поздоровался он.

К удивлению Крессиды, Алкиона высвободила руку; Крессиде показалось, что по лишенному всякого выражения лицу больной скользнула тень раздражения. Муррей то ли не заметил этого, то ли предпочел не обращать внимания. Присев на край постели, он снова взял безжизненную руку. На этот раз Алкиона позволила ему держать ее — а, может, просто снова погрузилась в забытье.

Муррей повернулся к Крессиде:

— Она прелестна, не правда ли? И до чего теперь похожа на Эванджелин!

Крессида принесла из коридора стул и поставила по другую сторону кровати. Она пыталась пропускать мимо ушей шепот Муррея.

Ей никак не удавалось заставить себя смириться с тем, как сильно изменилась Алкиона. Ей ведь уже под тридцать, а выглядела бедняжка словно недокормленный тинейджер. Сцена напоминала книжную иллюстрацию Викторианской эпохи — больной на смертном одре. И если это раздражало и беспокоило, то поведение Муррея раздражало Крессиду еще больше. Он кудахтал прямо как старая курица, огорченно цокал языком над завядшими цветами и пустым кувшином для воды, хотя любой идиот мог заметить, что больной уже давно не до питья и тем более нет дела до засохших хризантем.

— Что-нибудь надо сделать? — шепотом спросила выведенная всем этим из себя Крессида.

— Нет, — ответил он, пошел к посту дежурной сестры, вернулся с влажной тряпкой и стал вытирать лоб больной. Та сначала оставалась неподвижной, потом без успеха попыталась оттолкнуть непрошеного помощника — руки ее были слишком слабы, могли лишь беспомощно метаться.

— Мне кажется, ей это неприятно, — мягко заметила Крессида.

Муррей проигнорировал ее замечание и продолжал свои упражнения, пока не пришла сестра и не попросила его остановиться. «Оставьте бедняжку в покое, — сказала она тихо, но твердо. — Вы ее только перевозбудите. Разве не знаете, что она не любит, когда к ней прикасаются?»

— Вечно повсюду свой нос сует, — пробурчал Магро, когда медсестра вышла. Потом сел и уныло уставился на Крессиду. — Алкиона всегда любила, чтобы ей волосы причесывали, — проговорил он.

— Да, я помню. Даже когда совсем с ума сходила, все равно ей это нравилось.

— Как вам кажется, может, и сейчас понравится?

— Да, Муррей, думаю, понравится. У меня в сумке есть мягкая щетка для волос. Единственное, что я для нее привезла. Единственное, как мне кажется, что может ее порадовать. — Крессида развернула розовую детскую щетку для волос, положила на мягкое покрывало и толкнула в его сторону. Ее так тронули нежность Муррея и забота о больной, что она чуть не заплакала.

Он начал медленно расчесывать девушке волосы. Сначала та никак не реагировала, но некоторое время спустя на губах Алкионы появилась слабая улыбка.

— Никогда у меня не хватало времени, чтобы делать для нее все, что нужно, — тихо сказал Муррей. — Я вот тут, знаете, все думал об этом приюте в Уитни… Только мне кажется, лучше будет взять ее к нам. Думаю, она уже вполне готова к этому.

«С ума сошел», — подумала Крессида.

— Думаете, Алкиона поправится? Это ведь довольно тяжелый переезд для такой больной, не так ли?

«Мы оба сошли с ума».

— Девочка явно поправляется. Сегодня она выглядит гораздо лучше. — Он прикоснулся ладонью ко лбу Алкионы. — И температура здорово упала. — Он еще некоторое время продолжал гладить девушку по волосам. — Я это делал для Эванджелин. Я ведь, знаете, без ума от нее был. С тех пор, как себя помню. Она поселилась у нас, когда мне было десять. Родители ее развелись, мать сбежала в графство Уотерфорд с каким-то музыкантом. Моя мама приходилась ей двоюродной сестрой. У Вэнджи — я так ее всегда звал — больше никого на свете не было. Я всегда хотел жениться на ней… — Муррей сгорбился, плечи опустились. — Помню, как родилась эта малышка. Да, ей будет хорошо с нами в Оксфорде. Нет смысла оставлять ее здесь, верно? И как я раньше до этого не додумался?