Найо Марш - Цветная схема

После завтрака миссис Клейр и Барбара в сопровождении явно скучающей Хайи погрузились в свои домашние дела с привычным видом прислушивающихся, занявших выжидательную позицию людей. Саймон, который обычно ходил за почтой, куда-то исчез, и наконец пошел дождь.

— Болван! — негодовал Гонт. — Он будет тащиться на своем фургоне в гору целый час и привезет сюда кучу гадкого тряпья!

— Я могу пойти ему навстречу, сэр. Почтальон всегда нажимает на клаксон, когда у него есть что-нибудь для нас. Я могу выйти, как только услышу сигнал.

— Они подумают, будто мы чего-то ждем. Даже Колли… Нет, пусть сами привезут свою проклятую почту. Девушка должна получить посылку в собственные руки. Однако я тоже хочу взглянуть на нее. Я могу выйти за своей корреспонденцией. Боже милостивый, на нас надвигается второй потоп! Все-таки, Дикон, вам, вероятно, лучше прогуляться и случайно захватить почту.

Молодой человек взглянул на струи дождя, которые сейчас хлестали с такой силой, что веером разлетались от пемзового пригорка, и спросил патрона, не будет ли, по его мнению, выглядеть немного странным человек, гуляющий в такую погоду.

— Кроме того, сэр, — заметил он, — почтовый фургон, возможно, не сможет подъехать сюда еще часа два и моя прогулка сильно затянется.

— Вы против меня с самого начала, — проворчал Гонт. — Очень хорошо. Я подиктую вам часок.

Дикон последовал за патроном к рабочему месту и достал блокнот, буквально умирая от желания спросить Саймона об успехах его слежки.

Вышагивая взад и вперед по комнате, Гонт начал диктовать.

— «Актер, — произнес он, — это скромный, сердечный человек. Будучи, возможно, более высокочувствительным, чем обычные люди, он сильнее чувствителен…» — Дикон замешкался. — Что-то не так? — спросил Гонт.

— Чувствительным, чувствителен!

— Черт! Проклятье! «… он является более остро реагирующим», а потом — «на более утонченные…».

— Получается два раза «более», сэр.

— Тогда уберите второе «более». Сколько я буду умолять вас делать мелкие исправления, не обращаясь ко мне? «… на утонченные нюансы, нежные полутона эмоций. И я всегда осознавал сей дар, если можно его так назвать, в себе».

— Не будете ли вы так любезны повторить, сэр? Дождь так громко барабанит по крыше, что вас едва слышно. Я записал до «утонченных нюансов».

— Значит, я должен собрать всю силу моих легких?

— Но я же успевал за вами с простым блокнотом в руках.

— Нелепейшее сравнение.

— Оставим это, сэр.

Дождь прекратился с характерной для субтропического ливня внезапностью. От земли и крыш строений в Wai-ata-tapu начал подниматься пар. Гонт стал менее раздраженным, и диктовка потекла в направлении, которое Дикон в новом для себя настроении острого критиканства считал слишком типичным для всех театральных автобиографий. Но, возможно, Гонт еще мог бы спасти свою книгу, введя в нее линию вызывающего эгоизма. Казалось, он движется именно таким путем. От некоторых строк веяло чудным ароматом. «Это история жизни чертовски талантливого актера, который не собирается оспаривать сие утверждение с фальшивой скромной миной». Модная манера изложения. Вне всяких сомнений, Гонт решил придерживаться ее.

В десять часов актер в сопровождении Колли отправился к бассейнам на процедуры, а Дикон поспешно бросился на поиски Саймона. Он нашел юношу в его домике в удивительно опрятной комнатке, где на рабочем столе были сложены журналы по радиосвязи и книги с текстами. Саймон консультировался со Смитом, который прервал себя в середине какого-то нечленораздельного повествования и, неохотно ответив на приветствие Дикона, поплелся к двери и исчез. В отличие от Смита, юноша казался почти приветливым. Дикон еще не совсем определил, как стоит вести себя с этим забавным пареньком, но заметил что пассивное принятие роли сопровождающего Барбары в недавнем инциденте возле озерца и предложение, чтобы Саймон повел машину, обеспечили ему определенный статус. Он ощущал неодобрительное отношение юноши к своей личности как к паразитирующему элементу общества и чудаку, но в то же время заметил с его стороны некоторую симпатию.

— Эй! — воскликнул Саймон. — Как вам это понравится? Квестинг говорит Берту Смиту, что не собирается в конце концов выгнать парня после того, как очистит место от нас. Он хочет оставить его и дать хорошее жалованье. Что вы на это скажете?

— Неожиданная перемена, не правда ли?

— Еще бы. Так у вас есть какие-нибудь соображения?

— Он хочет заткнуть ему рот? — осторожно предположил Дикон.

— Ну, скажу я вам! Очень верное замечание, что он хочет заткнуть Смиту рот. Квестинг — трус. У него была одна прекрасная возможность угробить Берта, но он упустил ее и теперь не смеет снова возвращаться к той же игре, а потому и старается все устроить немного по-другому. «Помалкивай. Мне только это и нужно».

— Но если честно…

— Послушайте, мистер Белл, не говорите мне «невероятно». Вы уже давно возитесь со всякими театральными чистоплюями и не понимаете настоящего мужчину, когда видите его перед собой.

— Мой уважаемый Клейр, — произнес Дикон с некоторым теплом в голосе, — насколько я могу предположить, подобные высказывания на пределе сил голосовых связок, и способность выходить из себя, оскорбляя всех и каждого, — не единственное доказательство мужества. И если настоящие мужчины проводят время в попытках убить или подкупить друг друга, то я определенно предпочитаю театральных чистоплюев. — Молодой человек снял очки и протер их носовым платком. — И если, — добавил он, — ты понимаешь, что я представляю под твоим понятием «чистоплюй», позволь мне с совершенно спокойной совестью назвать тебя лгуном. Больше того, не называй меня мистером Беллом. Боюсь, ты просто сноб наоборот.

Саймон уставился на своего собеседника.

— О, Дикон! — произнес он наконец, вдруг слегка покраснел и торопливо пояснил: — Я не называю вас вашим христианским именем. Просто это такое выражение. Оно означает, как вы обычно говорите: «Перестань».

— Ах так!

— А чистоплюй — слабый парень, понимаете, слишком вялый тип, не желающий ввязываться ни в какие дела. Англичанин, одним словом!

— Как Уинстон Черчилль?

— Да ну к черту! — взревел Саймон, а затем усмехнулся. — Ладно, ладно! Вы победили. Я извиняюсь.

Дикон заморгал и сдержанно проговорил:

— Хорошо. Такой поступок тебя очень украшает. Я тоже приношу свои извинения. А теперь расскажи мне последние новости о Квестинге. Клянусь, я не очень-то испугаюсь саботажа, убийства, шпионажа или провокационных действий. Тебе удалось что-нибудь выяснить?

Саймон поднялся, закрыл дверь, предложил Дикону сигарету и, зажав свою в уголке рта, оперся локтями на стол.