Найо Марш - Цветная схема

— Как его имя?

— Вот черт! — ответил Саймон. — Забыл.

Барбара с Гонтом вообще не стали подниматься на гору. Они увидели, как Саймон и Дикон цепляются за изгородь, скользят на короткой траве и вязкой почве.

— Я считаю, что моя нога противится подобной перспективе, — произнес актер. — Не находите ли вы более приятным немного пройтись к морю и выкурить сигарету? Нелепая мысль — любоваться тонущими кораблями! Не тактичнее ли будет позволить судну опуститься на дно в одиночестве? По моему мнению, это все равно что наблюдать за казнью лучшего друга. К тому же мы знаем — экипаж спасен. Вы не согласны?

Барбара быстро согласилась, отметив про себя, что Гонт говорил с ней, словно она и есть его лучший друг. Впервые они оказались наедине.

Актер обнаружил на берегу моря уютное местечко и сбежал туда с мальчишеской резвостью, которая явно обеспокоила бы его секретаря. Барбара присела на корточки. Легкий ветерок дул ей в лицо.

— Как вы отнесетесь к тому, если я скажу, чтобы вы всегда причесывали волосы как сейчас? — спросил Гонт.

— Как сейчас? — Девушка дотронулась рукой до своих развевающихся локонов. Под порывами ветра платье облепило ее фигуру. Должно быть, оно сильно намокло от дождя и соленых брызг — так близко ткань прильнула к телу Барбары. Девушка быстро повернула голову, и Гонт так же быстро снова перевел взгляд на ее волосы.

— Да. Прямая челка зачесывается со лба назад. Никаких кудрей и прочих глупостей. Предельно просто.

— Это приказ? — спросила Барбара. Сейчас было так восхитительно легко разговаривать с великим актером.

— Пожелание.

— Боюсь, я буду выглядеть очень костлявой.

— Но именно так вы и должны выглядеть, поскольку у вас чудесные косточки. Знаете, вскоре после нашей с вами встречи я сказал Дикону, что у вас есть… Но я ставлю вас в неловкое положение, и вообще это дурные манеры, да? Боюсь, — последнюю фразу Гонт произнес с интонациями мистера Рочестера, — я высказываю слишком много своих сокровенных мыслей. Вы чувствуете?

— Совсем нет, — ответила Барбара и вдруг смутилась.

«Прошли уже годы, — подумал актер, — с тех пор, как я последний раз встречал обыкновенную застенчивую девушку. Нервных или нарочито скромных молодых дам — да; но не девушку, которая вспыхивала бы от удовольствия и была бы слишком хорошо воспитана, чтобы при этом отвернуться. Если бы только Барбара всегда вела себя так, она оказалась бы просто прелестной».

Гонт решил, что выбрал правильную линию поведения с собеседницей, и начал рассказывать о себе.

Девушка была очарована. Актер говорил так доверительно, словно Барбара обладала каким-то особенным даром слушать. Он поведал ей о самых разных вещах. Например, вспомнил, как, будучи еще мальчишкой, в школе читал монолог из «Генри V», а затем начинал деревянным голосом декламировать. К смущению собеседницы, Гонт комично сымитировал свои первые шаги на театральном поприще. После этого, хотя актер продолжал говорить, с ним что-то произошло. К изумлению его учителя английского языка (здесь последовала мимика учителя) и, как ни странно, к удовольствию одноклассников, он очень точно передал интонациями характер персонажа.

— Там, конечно, было много ошибок. Кроме инстинктивных ощущений некоторых важных моментов, я не обладал никакой техникой. Но… — Гонт прижал руку к нагрудному карману пиджака, — это шло отсюда. Позже я понял, что должен стать шекспировским актером, слышал строки гения, словно их читал кто-то другой… «… От этого дня до скончания света, но нас будут помнить…»

Барбара подумала, что крики чаек над головой и шум прибоя являются волнующим аккомпанементом к волшебным строкам стиха.

— Это все? — зачарованно спросила она.

— Маленькая невежда! Конечно нет. — Гонт взял девушку за руку. — Вы — моя кузина Вестморленд. Слушайте, моя прекрасная кузина!

И актер прочитал весь монолог. Закончив, он не мог не остаться тронутым, даже восхищенным пылкостью Барбары, появившимися в глазах девушки слезами восторга и по-прежнему держал ее руку в своей. Дикон, ковылявший впереди Саймона, появился из-за выступа скалы как раз в тот момент, когда Гонт осторожно поцеловал ладонь Барбары.

Молодой человек вел машину обратно, а на сиденье рядом с ним замер на редкость молчаливый Саймон. Гонт и Барбара, задав несколько бессвязных вопросов о затонувшем корабле, тоже умолкли — обстоятельство, которое расстроило Дикона и по определенной причине лишило в его представлении девушку былого очарования. Один взгляд на ее лицо сразу все объяснял.

«Совсем поглупела, — ворчал про себя молодой человек. — Куда патрона занесло на этот раз? Вне всяких сомнений, рассказывал ей историю своей жизни со всеми излюбленными приправами. Прямо из ботинок выскакивает. Целует девчонке ручку. Бог свидетель, если б в отеле имелся второй этаж, перед тем как понять, куда мы приехали, он устроил бы сцену на балконе. Ромео с ревматизмом! Видимо, верно, что патрон достиг того возраста, когда внимание со стороны молоденькой девушки, ее восхищение делают из мужчины круглого идиота. Отвратительное зрелище».

Но несмотря на то что Дикон позволил себе внутреннее раздражение, он почувствовал бы негодование и протест, если бы такие же обвинения против Гонта исходили от кого-нибудь из посторонних, поскольку его личные неприятности меньше всего влияли на чувство привязанности к актеру. Он отдавал себе отчет в том, если не обращать внимания на Барбару, как сильно уважает патрона, и поэтому насколько невыносима сцена превращения того в глупца.

Прибыв домой, вся компания застала мистера Септимуса Фоллса и мистера Квестинга сидящими в шезлонгах на веранде. Со стороны это казалось настоящей идиллией. Дикон жестом упросил Саймона не показывать признаков враждебности при встречах с бизнесменом, но все-таки ощутил явное облегчение, когда юноша проворчал в адрес Гонта благодарность и направился к своему домику. Барбара с сияющим лицом прошла мимо Квестинга в дом. Перед тем как покинуть автомобиль, актер наклонился вперед и сказал:

— Я не проводил так замечательно время уже несколько лет. Она прелесть и обязательно узнает, кто подарил ей платье.

Дикон завел машину в гараж. Вернувшись оттуда, он увидел, как Квестинг представляет Септимуса Фоллса Гонту и при этом очень напоминает рефери на боксерском ринге.

— А я все утро говорю этому джентльмену, мистер Гонт, что вы должны познакомиться. «Здесь присутствует наш знаменитый гость, — объясняю я, — который скучал без настоящего культурного общения, пока не приехали вы». Мистер Фоллс, кажется, большой знаток драматургии.

— В самом деле? — спросил Гонт, соображая, как бы показать Квестингу свою неприязнь, не оскорбив при этом нового постояльца отеля.