Агата Кристи - Пропавшая весной (Вдали весной)

Она снова посмотрела на часы. Как бы то ни было, а мысли о коврах ручной работы и о несчастной миссис Шерстон заняли около получаса. О чем ей подумать теперь? Лучше о чем‑нибудь приятном, безо всяких болезненных воспоминаний.

В этом отношении самым безболезненным объектом воспоминаний, вне всякого сомнения, оставался Родни. Джоанна с удовольствием обратилась к мыслям о муже, представив себе, как он выглядел в последний раз, провожая ее на платформе вокзала Виктория. Он попрощался с нею, и поезд тронулся.

«Дорогой мой Родни!» — с нежностью подумала Джоанна. Он стоял тогда на платформе, подняв голову к окну, из которого выглядывала она, и солнце освещало его лицо, явственно выделяя сеточки мелких морщин в уголках его глаз — его усталых глаз. Да, вот именно, усталых глаз, глаз, наполненных неизбывной тоской. Нет, тут же подумала Джоанна, это просто потому, что сам Родни в ту минуту был грустный: ведь он прощался с любимой женой! Между прочим, у многих животных печальные глаза, у коров, например. Кстати, когда он надевает очки, то грустное выражение почти пропадает. Это надо ему сказать при случае, чтобы он обязательно надевал очки, когда принимает посетителей. Не хватало еще, чтобы клиент судил о положении своих дел по грустной мине на лице у адвоката! Как бы то ни было, а Родни выглядит очень усталым даже в очках. Зачем он сутулится? Неужели нельзя ходить, широко расправив плечи и подняв голову? Впрочем, это не удивительно: ведь он так много работает. У него практически не бывает выходных! Нет, так дальше нельзя! Надо все переменить. «Я обязательно все переменю, лишь только приеду домой!» — решила Джоанна. У Родни должен быть отдых не только в конце, но и посредине недели. Среда, например. Прекрасный день для отдыха! А клиенты… Ну что ж, пусть немного поворчат. Потом и они привыкнут к такому распорядку. Зато Родни очень квалифицированно ведет их дела. Жаль, что это не пришло ей в голову раньше.

Да, Родни в ярком солнечном свете выглядел гораздо старше своих лет. Она смотрела на него сверху, из окна купе, а он — на нее, и ничего другого им не пришло в голову, как только обменяться идиотскими фразами самого банального прощания.

— Я думаю, что тебе не стоит останавливаться в Кале, — сказал Родни.

— Нет, я постараюсь сразу попасть на Симплонский экспресс, — ответила Джоанна.

— Да, я помню, вагон «Бриндизи», — кивнул он. — Думаю, Средиземное море никуда не девалось, — усмехнулся он.

— Мне хотелось бы остановиться на день или на два в Каире.

— Почему не больше? — с интересом посмотрел на нее Родни.

— Дорогой, я должна спешить к нашей дочери, к Барбаре! Ты что, забыл?

— Да‑да, я совсем забыл, — улыбнулся он.

До них донесся паровозный свисток. Родни посмотрел ей в лицо и снова улыбнулся. «Что это он улыбается?» — подумала Джоанна.

— Береги себя, моя дорогая! — сказал Родни.

— Прощай! Не скучай обо мне.

Поезд дернулся и медленно поплыл вдоль перрона. Джоанна убрала голову из окна. Родни махнул рукой, повернулся и пошел прочь. Что‑то заставило ее снова выглянуть в окно. Родни уходил по платформе.

Она почувствовала неожиданную дрожь, глядя на эту хорошо знакомую спину. Ей показалось, что он неожиданно помолодел, голова с достоинством откинулась назад, плечи расправились. В груди у нее что‑то неприятно кольнуло.

Она смотрела ему вслед и не могла отделаться от впечатления, что от нее, решительно шагая, уходит молодой беззаботный человек.

Ей тут же вспомнился день, когда она впервые встретилась с Родни Скудамором. Их познакомили на теннисном корте, когда они выходили на площадку.

— Не возражаете, если я сыграю у сетки? — спросил он.

Получив согласие, он направился вперед, на свое место у сетки, а она смотрела ему вслед и думала, какая все‑таки красивая спина у этого молодого человека. Он шел легкой спортивной походкой, стройный мужчина с гордо поднятой головой…

В самом начале игры она почему‑то нервничала. При подаче она сделала подряд две двойных ошибки, ей стало жарко от стыда, и она стала нервничать еще больше. И тогда Родни обернулся к ней и улыбнулся, подбадривая. Он улыбнулся такой доброй, такой дружеской улыбкой, что она тут же овладела собой. В ту минуту она снова подумала, что это совершенно необыкновенный молодой человек, и тут же бесповоротно влюбилась в него.

Выглядывая в окно, Джоанна смотрела на удалявшуюся спину Родни, пока его не закрыла мельтешащая на перроне толпа, и вспомнила тот летний день, когда они познакомились много лет назад.

У нее было впечатление, что с его плеч вдруг упал груз прошедших лет, и Родни снова сделался стройным, свободным молодым человеком.

Как будто с его плеч упал груз прошедших лет…

И вот теперь, сидя здесь, посреди пустыни, под изливающим на нее свои лучи полуденным солнцем, Джоанна непроизвольно вздрогнула от озарившей ее неожиданной мысли.

«Нет, нет! Я не хочу вспоминать! Я не хочу думать об этом!»— приказала она себе.

А в ее воображении все еще мелькала среди толпы на перроне стройная широкая спина Родни, его откинутая назад голова. Обычная сутулость словно покинула его плечи. От нее уходил человек, который как будто освободился от тягостной ноши…

А что, собственно, случилось? Она вообразила себе невесть что! Это, наверное, зрение сыграло с нею злую шутку. Ну почему же он тогда не стал ждать, пока поезд покинет станцию?

А почему он, собственно, должен ждать, пока поезд уйдет? Ему надо спешить, у него в Лондоне осталась куча дел. Да и не всегда человеку приятно смотреть, как поезд отходит от станции, увозя любимых людей.

Нет, в самом деле, просто невозможно помнить все так отчетливо, как она себе вообразила. Спину Родни во всех подробностях!

Она все это себе вообразила.

Стоп, хватит об этом. Если воображение предлагает такие картинки, значит, мысли о них уже сидят в голове.

Нет, этого не может быть. Образ, нарисованный ее воображением, просто не может быть правдой.

Иначе она должна сказать себе (а разве она уже не сказала), что Родни был рад ее отъезду.

Но такого просто не может быть!

Джоанна вернулась в гостиницу немного разбитой, она чувствовала, что перегрелась на солнце. По дороге она непроизвольно ускоряла шаги, словно старалась убежать от непрошеных мыслей.

Индус посмотрел на нее странным взглядом.

— Мэмсахиб шла слишком быстро, — сказал он. — Зачем ходить быстро? Времени много, можно не торопиться.

О Боже, подумала Джоанна, действительно, у нее очень много свободного времени!

И сам индус, и его гостиница, и тощие цыплята в вольере, и колючая проволока — все это начинало раздражать ее.

Она зашла к себе в комнату и достала «Дом власти».