Рекс Стаут - Слишком много женщин

Мисс Ливси заговорила, подчеркнуто обращаясь только к Вульфу:

– Он хотел увидеть меня, просил о встрече.

– Что же он хотел?

– Видимо, думал, что у меня есть письма, которые писал мне мистер Пайн, и он хотел получить их.

– Вы дали ему письма?

– У меня их нет. Я их уничтожила, – Эстер перевела дыхание. – Он мне не поверил. Он и раньше грозил уволить меня с работы, если я их не отдам.

– Боже мой, – вырвалось у меня. Я не мог сдержаться. – Почему же вы раньше этого не говорили?

Очевидно, со мной она тоже разговаривала, так как ее взгляд упал на меня:

– Как же я могла? Ведь тогда все бы всплыло – насчет мистера Пайна.

– Хофф знал об этом?

– Нет, он думает, что мне просто нужна помощь.

– Вы знали, что Пайн убил Мура? И Нейлора?

– Нет, я ничего не знала. Да и откуда? А если что-то и думала, имеет ли это значение?

Вульфа это не заинтересовало. Он снова взялся за Цецилию:

– А что стало с письмами, которые ваш муж получил от мисс Ливси? Они находились у вашего брата. Но их не нашли среди бумаг. Где они?

– Джаспер забрал их в ту пятницу вечером и уничтожил.

Миссис Пайн зябко повела плечами.

– Неужели этого недостаточно? Я уже и так вам доверилась, чего никогда не делала с мужчинами. Признаюсь, я была вынуждена так сделать. И какие же гарантии я буду иметь, что это не попадет в полицию?

Я разинул рот. Неужели она в дополнение ко всему была еще и простушкой?

– Никаких гарантий, – сказал Вульф, – вы сделали все возможное, чтобы прояснить ситуацию, но беспокоиться об этом следует вашему мужу. Конечно, вы не можете ожидать…

Зазвонил телефон. Я переложил блокнот в правую руку и поднял трубку.

– Контора Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.

– Арчи, слушай, – это был голос Билла Гора.

– Валяй, что там у тебя?

Билл начал говорить. Это было четкое изложение фактов об одном событии. Я выслушал, задал два-три вопроса, повесил трубку и повернулся к Вульфу.

– Новость от Билла Гора. Мистер Джаспер Пайн выбросился из окна своего кабинета на тридцать шестом этаже. Смерть наступила до прибытия полиции.

В углу, где сидела Эстер, послышался слабый вскрик. Миссис Пайн не пошевелилась.

Вульф тяжело вздохнул. Он обратился к Цецилии.

– Прежде чем ехать сюда, вы не так много времени потратили на переодевание, не правда ли, миссис Пайн? Для телефонного звонка оно осталось, верно? Естественно, я этому не удивляюсь. Я знал, что вы будете со мной предусмотрительны.

Нет, она не была простушкой. Защити свою женщину? Только не эту. Она в этом не нуждалась.

Прошло четыре дня и четыре ночи, и снова наступило воскресенье.

В среду у нас был долгий разговор с Кремером. После двухчасовой беседы он ушел вне себя от раздражения. Он скрежетал зубами, но зацепиться было не за что.

Мы понимали, что Кремеру до смерти хотелось увидеть в «Газетт» заголовок: «Полиция раскрыла два убийства», но он так этого и не дождался.

В пятницу, на следующий день после похорон Джаспера Пайна, состоялось продолжительное совещание с участием вице-президентов, один из которых исполнял обязанности президента. Совещание было сугубо неофициальным, но для нас оно не имело никаких последствий. Цецилия успела переговорить с ними, подкрепив беседу своими акциями, и, я полагаю, так же поступил и ее отец.

Совет директоров так и не заинтересовался записями в моем блокноте. Мы сделали одну копию этих записей, которая до сих пор лежит в нашем сейфе.

В субботу, в одиннадцать часов утра, когда Вульф спустился из своей оранжереи, я работал за письменным столом. Нужно было кое-что напечатать в связи с делом «Нейлор – Керр». Одним из документов был счет за оказанные услуги. В нем подробно, по пунктам перечислялись все затраты – Вульф всегда был очень щепетильным в этих вопросах, – но расходы были просто мелочью в сравнении с главным пунктом – гонораром. Правда, я склонялся к тому, что он едва ли заработал и десятую часть этого, хотя дело, в конце концов, заключалось в каком-то лишнем нуле.

Когда я печатал перечень расходов, зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Арчи? Угадай, кто говорит.

– Конечно, это ты, Гуинн, дорогая. Что за голос? Не глупи.

– Значит, ты меня еще помнить? Я уж было подумала, что совсем меня забыл. Неужели мы так и не увидим тебя больше в отделе фондов?

– Боюсь, что нет. Я не вынесу близости с вами. Просто не вынесу…

– Опять ты остришь! Очень плохо, потому что я хочу многое тебе рассказать! У нас никогда не происходило столько событий за одну неделю! Мистер Розенбаум теперь новый начальник отдела, а мистер Эплтон назначен… О, мне обязательно надо тебя увидеть! Сегодня вечером я свободна. А ты?

Вообще-то я был занят. У меня было назначено свидание с Лили Роуэн, но она лежала в постели с простудой.

– Просто помираю, до чего хочется услышать про мистера Эплтона, – заявил я. – Встречаемся в баре у Рустермана в семь.

– Но там не танцуют! Я думала, мы…

– Извини, что я тебя прерываю, но мне надо еще поработать. Танцевать мы сможем пойти, когда поужинаем. До семи, дорогая.

Я проигнорировал сопение, доносящееся со стороны Вульфа, и продолжал печатать. Когда перечень расходов был готов, я прочитал его и проверил все цифры, затем положил его в конверт, а копирку спрятал в шкаф, который стоял рядом с кроватью. Затем я вернулся к машинке, вставил лист из моих собственных запасов, поставил число и начал:

Дорогая миссис Пайн! Вчера вечером я пошел…

Мне пришлось остановиться, чтобы снова взять трубку телефона.

– Арчи? Это Роза.

– Можешь не объяснять. Я тебя сразу узнал. Как твои кудряшки?

– Перестань, – хихикнула она. – Как ты догадался по телефону? Знаешь, вчера я пошла спать в девять часов и не вставала до десяти часов утра – и прекрасно себя чувствую! Когда я пила кофе, то вспомнила о тебе, а так как сегодня суббота, я подумала, может быть, тебе вечером нечего будет делать?

– Действительно, ничего особенного. А тебе?

– Нет, я поэтому и позвонила. Я подумала…

– Достаточно для тебя. Встретимся в баре у Рустермана в семь вечера.

– О, там прекрасное вино! А бифштексы?

– Конечно, два бифштекса. Или даже три. Так ровно в семь?

– Да!

Вульф снова фыркнул, и я опять пропустил это мимо ушей. Мне нужно было сосредоточиться на своем занятии. Ведь теперь я не переписывал бумажки. Работа предстояла творческая. И я продолжил:

…к гадалке, что я делаю крайне редко. Меня обеспокоила фраза, которую Вы как-то обронили, насчет того, что каждый человек рано или поздно надоедает. И мне захотелось узнать, как скоро это случится со мной. Гадалка сказала, что у меня есть самое большее два месяца. Похоже, что я могу быть привлекательным только в течение этого срока. Но примириться с этим не могу.