Тим Саймондс - Шерлок Холмс и болгарский кодекс (сборник)

– Мои мысли сразу обращаются к ужасному делу о гигантской крысе с Суматры.

– Вижу, чувство юмора вас не покинуло. Вы прекрасно знаете, что такого дела мы никогда не расследовали. Сами же выдумали его, заставив преданных читателей мучиться в догадках. И, смею добавить, эта выдумка была не единственной!

– Но ведь сработало. Сколько раз у меня допытывались, что это за дело такое. Какие круглые суммы предлагали, лишь бы я изложил его на бумаге. Пожалуй, стоило принять предложение и состряпать историю под стать заголовку.

– Ну, вы-то слишком честны, чтобы поступить таким образом. Однако я предвижу, что найдется немало охотников подхватить выпавшее из ваших рук перо и осчастливить публику, которая становится все неразборчивей. Меня бы это не удивило.

– В ваших словах есть доля истины, Холмс. Сдается мне, скоро и мы с вами сделаемся литературными персонажами.

– Боюсь, это уже случилось. Но мы знаем, на кого возложить вину за это, не так ли? Однако вы оставили мой вопрос без ответа.

– Да, среди множества дорогих мне воспоминаний есть расследования, к которым я мысленно обращаюсь с особым удовольствием.

– Между тем как другие случаи в той или иной степени повторяют друг друга? В конце концов, ничто не ново под луной. Колесо повернется, и мы увидим все ту же спицу. Но в известном смысле все дела были уникальными.

– И какой диапазон! От фарса до трагедии. И даже ужасов. Я не боязлив по природе, но мне было не по себе на болоте, где рыскала собака Баскервилей. Впрочем, мне трудно судить о том деле беспристрастно. Мешает гордость, которую я испытывал, когда вы сочли возможным послать меня на место событий в роли наблюдателя и детектива. Даже когда я узнал, что сами вы находились неподалеку, это ничуть ее не умерило.

– И вы отлично справились с поручением. Хотя дело на поверку оказалось не слишком сложным. Старая как мир история о жадности и мести. Расследование не потребовало больших умственных усилий. И меня удивляет, что о нем трубят по всему миру как об одном из моих величайших триумфов. Все дело в силе письменного слова, я полагаю. Вашего слова, Уотсон.

– Я более чем доволен той повестью. Мне пришлось немало потрудиться, воссоздавая атмосферу, фон, которые делают необыкновенно живучими подобные предания. Гибельные топи, искореженные ветром деревья, потаенные долины, древние поселения времен неолита. Повесть была недурно принята критикой.

– Ну, если считать достоинствами приукрашивание и сенсационность, то да, повесть получилась превосходной.

– Вы верны себе, Холмс. Хотя бы одна моя книга заслужила ваше одобрение?

– Все они – в той или иной степени. Однако, с моей точки зрения, сыск как наука остается за рамками ваших хроник. Оттого-то, боюсь, мои умозаключения многим вашим читателям представлялись неожиданными, а сам я выглядел в их глазах каким-то чародеем.

– Именно такое мнение сложилось у меня, когда я наблюдал за вами в первые дни нашего соседства. Нередко мне случалось думать, что в ушедшие, менее просвещенные века вас сожгли бы на костре, такова была глубина ваших молниеносных суждений. Конечно, с течением времени я научился следить за ходом ваших мыслей и даже сам порой применял дедуктивный метод.

– О да, припоминаю. Правда, частенько попадали пальцем в небо. Однако будем справедливы, не всегда… Вы проявляли задатки недурного детектива, Уотсон.

– Еще раз спасибо. По-моему, я высказал несколько остроумных догадок относительно шляпы мистера Генри Бейкера, и, если помните, на это мне потребовалось всего несколько секунд, тогда как вы долго изучали его котелок.

– Ах да! Та оригинальная проблема, которую подбросил нам случай. Дело о пропавшем голубом карбункуле графини Моркар. Оно определенно скрасило нам Рождество. Мы нашли камень, добились того, что ложно обвиненный лудильщик Джон Хорнер был выпущен из-под стражи, а посыльный Питерсон получил вознаграждение в пятьсот фунтов.

– Я думал, графиня предложила награду в тысячу фунтов тому, кто вернет драгоценность.

– Наверное. Я забыл точную сумму.

– Не лицемерьте, Холмс. Вы никогда ничего не забываете. Подозреваю, что остальные пятьсот фунтов вы положили себе в карман. Я никогда не верил вашим заявлениям, будто вы практикуете свое искусство исключительно ради искусства.

– Человек должен на что-то жить. Мы оба в этом нуждались. Вы же не станете отрицать, что и сами кое-что заработали в результате нашей совместной деятельности. Кроме того, я помог вам с приобретением врачебной практики и квартиры на улице Королевы Анны.

– За что я вам безгранично благодарен, будьте уверены. А как быть с вашим заявлением герцогу Холдернессу, будто вы человек небогатый?

– Я оказал герцогу услугу, и он заплатил мне, как заплатил бы любому другому услужившему ему человеку. И потом, я действительно был беден – в сравнении с герцогом.

– Во всяком случае, вы покончили с бедностью после того, как он отвалил вам огромную сумму. Я не осуждаю вас, Холмс. Я тоже получил вознаграждение, денежное и моральное. Герцог был достойным клиентом.

– Уж вам-то, Уотсон, должно быть известно, что я не прельщался высоким гонораром при выборе дел. Значение имело только одно: достаточно ли оригинален и драматичен случай, чтобы зажечь мое воображение и применить мастерство. За подобные дела я с удовольствием брался, даже если их предлагал бедный клиент. Расходы я погашал за счет более состоятельных искателей наших услуг.

– Истинная правда, мой друг.

– Да, но я припоминаю, как однажды, когда я развил перед вами изложенную выше идею, вы назвали меня своенравным. Своенравным! Меня? Я бы принял эпитет «непрактичный», но не «своенравный». Всегда считал эту черту характера женской, слабому полу она более свойственна, чем мужчинам.

– Слово было выбрано верно. Между прочим, Холмс, вы нередко демонстрировали женские черты, уж можете мне поверить. Ведь вы сами сказали, что я знаю вас лучше, чем кто-либо другой, включая вашего брата Майкрофта! Кстати, как он поживает?

– Наконец-то вышел в отставку. Хотя недавно говорил мне, что правительство время от времени обращается к нему за помощью, когда нужно негласно разрешить сложную дипломатическую проблему.

– Значит, он по-прежнему живет в Лондоне?

– Да. Ни преклонный возраст, ни отставка ни в коей мере не повлияли на его образ жизни. Он по-прежнему курсирует между Уайтхоллом, клубом «Диоген» и квартирой на Пэлл-Мэлл. Майкрофт не любит перемен.

– Он такой с детства?

– До некоторой степени. Семь лет разницы между нами мешают мне утверждать это с уверенностью. Нельзя сказать, что мы вместе росли или проводили много времени. Только когда я стал подростком, а Майкрофт разменял третий десяток, у нас появились общие интересы, вернее, интересы, навязанные нам обстоятельствами. Майкрофт был очень близок с отцом, человеком довольно узкого кругозора. И они вдвоем объединились против меня, будто им претил сам тот факт, что я их родственник. Будто я случайно затесался в их семью.