Чарли Роксборо - Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник)

Он издал короткий смешок:

– Ха, мне пока что о таких слышать не доводилось, Уотсон, но я понял, что вы имеете в виду.

– Так чем вы намерены заниматься, Холмс?

Он встал, подошел к окну и осмотрел улицу.

– Если мои наблюдения верны, Уотсон, возможно, скоро мы кое-что узнаем. Прошу простить меня, дружище, но, кажется, ко мне посетитель.

В этот момент у парадного крыльца отчетливо послышался мелодичный перезвон дверного колокольчика.

– Холмс, ведь мы с вами не на Бейкер-стрит! – напомнил я. – Должно быть, это пришли к Патрику или Элизабет. Я уверен, что никто в Эдинбурге даже понятия не имеет, что мы здесь.

Прославленный детектив поднес к губам указательный палец, призывая меня к тишине, и вскоре из передней до нас донеслись голоса – вначале одного из слуг и Патрика, а затем не знакомый мне женский голос, спокойный, но с хорошо различимой дрожью, которая в продолжение разговора становилась все явственнее. И не успел я заявить, что нам не следует подслушивать беседы хозяев, как дверь в столовую распахнулась и вошел Патрик.

– Мистер Холмс, – произнес он. – Кажется, к вам посетители.

Я закрыл дверь, оставив Холмса наедине с его визитерами, посмотрел на Патрика и пожал плечами, показывая, что мне известно обо всем этом не больше, чем ему. Кузен проводил гостей в свой кабинет – обшитое дубовыми панелями помещение со стоявшим в углу большим письменным столом, перед которым находились два кресла, занятые посетителями в тот момент, когда я выходил.

– Не хотите, чтобы я остался, Холмс? – спросил (признаюсь, с некоторой надеждой) я, но сыщик сделал мне знак удалиться, заметив, что в этом нет необходимости и что он не желает, чтобы я пропускал ради него намечавшуюся поездку.

Я оценил его внимательность, но в глубине души не мог удержаться от обиды: в Лондоне мы взялись бы за это дело вместе и я бы записал подробности беседы, но здесь, судя по всему, Холмсу мои услуги не требовались. Немного погодя мы с Патриком вышли из дома и вскоре уже ехали по улицам Эдинбурга в наемном экипаже, направившись первым делом на медицинский факультет. Во время поездки я молча разглядывал в окно Принсес-стрит, по которой мы как раз проезжали. Эдинбуржцы спешили по своим делам, и хотя на улицах было людно, здесь не наблюдалось того столпотворения, которое хорошо знакомо нам, лондонцам. Мыслями я был далеко, в домашнем кабинете Патрика, гадая, что же там сейчас происходит. Мне было ясно, что на этот раз я лишился привычной для себя роли биографа Холмса.

– Сегодня ты, кажется, не расположен к разговорам, Джон, – заметил Патрик, отвлекая меня от раздумий. – Надеюсь, ты спал и завтракал хорошо?

Я сразу забеспокоился, не проявил ли я неблагодарности по отношению к кузену, с которым страстно желал познакомиться поближе, и тут меня осенила догадка насчет одного дела, которое совершенно меня не касалось.

– Господи, да нет же, Патрик, нет! Все было замечательно! Я не могу выразить словами, как благодарен вам с Элизабет за ваше гостеприимство. Надеюсь, ты не возражаешь, что я приехал с Холмсом?

– Нисколько. Кажется, он очень своеобразный человек, хотя временами его трудно понять. Я нахожу, что он выбрал себе необычное занятие. Особенно странно то, что в трудные минуты полиция прибегает к его помощи.

Я был озадачен:

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь ли, Джон, честно говоря, я полагаю, что в моей, то есть в нашей профессии не слишком привечают любителей – пусть даже талантливых, – которые увлекаются медициной. Если я в своей хирургической деятельности столкнусь с какими-то трудностями, то мне и в голову не придет советоваться с человеком, не получившим медицинского образования. Но в случае с мистером Холмсом и полицией все обстоит наоборот. Могу лишь предположить, что либо он в высшей степени одаренный любитель, либо у лондонских полицейских туговато с мозгами.

Я понимал, к чему клонит Патрик, и аналогия с медициной показалась мне не лишенной смысла, но все же он был не вполне справедлив.

– В твоих рассуждениях есть здравое зерно, – возразил я, – но разница состоит в том, что Холмс – не совсем любитель в своей области. Он очень умен, а кроме того, занимался исследованиями в таких направлениях, о важности которых полиция пока даже не догадывается. Я бы сравнил моего друга с пионерами медицины прежних лет, которые раздвигали границы сознания и тем самым намного опережали свое время. Это единственное, чем я могу объяснить превосходство Холмса над полицией.

Патрик улыбнулся и кивнул:

– Ему очень повезло, что нашелся человек, который так преданно его защищает. Кажется, вы крепко сдружились, что весьма похвально. Признаться, я с нетерпением предвкушаю сегодняшнее знакомство мистера Холмса с доктором Беллом. Эта встреча обещает стать весьма поучительной для нас с тобой – ее участников и одновременно очевидцев, так сказать.

– Сдается мне, тебе известно нечто такое, чего не знаю я, Патрик. Ведь предполагается, что мы тоже примем участие в сегодняшних разговорах? В конце концов, не будем же мы молча сидеть в уголке.

– О, ты совершенно прав, Джон, – ответил кузен, улыбаясь, – однако, полагаю, нам предстоит стать скорее арбитрами игры, чем ее активными участниками.

Я счел за благо оставить эту тему, не в силах постичь загадочные слова, которых можно было ожидать скорее от Холмса, чем от моего кузена.

Некоторое время спустя мы свернули с большой улицы, по которой двигались, проехали под огромной каменной аркой и оказались в просторном внутреннем дворе, образованном великолепными зданиями с фасадами, украшенными классическими арками и колоннами. Я был ошеломлен.

– Мы в Эдинбургском университете, Джон, – провозгласил Патрик. – За этими стенами – одна из крупнейших медицинских школ мира.

Наш кэб остановился в центре прямоугольной площади, мы вышли, и Патрик повел меня через двор ко входу в одно из зданий. Затем мы проследовали по длинным коридорам, где все, казалось, дышало историей: бюсты выпускников и выдающихся ученых настороженно взирали на меня, пока я вышагивал мимо них. Достижения этих людей служили живым подтверждением репутации заслуженного заведения. Мы миновали несколько аудиторий, затем Патрик приоткрыл какую-то дверь, заглянул внутрь, обернулся ко мне и, улыбаясь, сказал:

– Нам повезло: доктор Белл как раз завершает выступление. Зайдем-ка. Мы сможем подождать в сторонке, пока он не закончит.

Я вслед за кузеном переступил порог и тихонько прикрыл за собой дверь. Мы прокрались вдоль стены незамеченными, поскольку аудитория была поглощена лекцией. Я обвел глазами ряды напряженных лиц, сосредоточенно слушающих преподавателя, и, наконец, мой взгляд остановился на объекте их внимания. Доктор Джозеф Белл был худощавый мужчина с курчавыми седыми волосами и довольно худым лицом с заостренными чертами. Рядом с ним находился какой-то комичного вида человечек, бедно одетый и с туго перебинтованной головой. Вид у него был совершенно ошарашенный: судя по всему, доктор Белл методично перечислял факты, касающиеся самого пациента и его ближайших родственников, рассказывая, с кем тот недавно встречался и куда ездил.