Чарли Роксборо - Шерлок Холмс и дело о шахматной доске (сборник)

Когда мы свернули с Пикадилли, мимо нас промчались три экипажа, забитых полицейскими. Я почувствовал внезапный приступ тревоги. А что если банда уже где-то нанесла удар? Разве мы не должны немедленно направиться в Скотленд-Ярд?

Проходя мимо погасших витрин швейных мастерских Сэвил-Роу, Холмс наконец заговорил:

– Какая сложная и разноплановая задача, Уотсон. Защитить британцев. Спасти Анджелу Симмондс от виселицы, а ее сестру – от пожизненных мук и позора. Удовлетворить просьбу Прайд-Андерсона. Предупредить графа Кропотского. Как все это совместить? Кому можно верить и на кого положиться? И каким образом, собственно, охранка так быстро выяснила, что я занимаюсь этим делом? Но все же я просто обязан что-либо предпринять – и в срочном порядке.

Через несколько шагов знаменитый детектив в молчании остановился возле темного окна военной швейной мастерской. В тусклом свете уличного газового фонаря лицо манекена в мундире морского офицера напомнило мне майора Александрова.

– Надеюсь, Уотсон, вы не думаете, что я собираюсь в Россию? – с тревогой спросил мой друг. – Я просто стремился задержать следующий шаг охранки в этом деле на несколько дней, заставить их ждать моего решения. Все, что эти двое рассказали нам, весьма правдоподобно и даже благовидно. Мы действительно можем объединить усилия в расследовании, и я на самом деле владею некоторой конфиденциальной информацией о банде «Либерти-хаус» – этим вечером мы наверняка узнаем о ней еще больше. Но зачем охранке моя помощь? Возможно, затем, чтобы потом отправить нас подальше от Лондона, в место, где мы якобы будем наиболее полезны.

Истинная причина, по которой они использовали связи с Прайд-Андерсоном и пытались завербовать меня в свои ряды, заключается в том, что охранка хочет отстранить меня от дела «Либерти-хаус». Чувствую, что она пытается нанести удар в ходе своей тайной шахматной партии. Я представляю собой ту фигуру, которая создает затруднения на шахматной доске. Охранка хочет выяснить, как я туда попал и что мне известно. Но когда она это узнает, меня вознамерятся убрать с ее пути.

Холмс прошелся вперед еще немного. Когда мы пересекали Оксфорд-стрит, я нарушил молчание.

– Холмс, если Организация проникла в охранку и раскрыла ее сотрудников в Лондоне, как мы можем быть уверены, что эти двое офицеров на самом деле не работают на революционеров? – спросил я. – Стратегия тайной полиции поддерживать террористические банды может стать страшно опасной, особенно если в охранку проникли настоящие террористы. В этом случае они получают полную свободу действий для самых ужасных заговоров, а кроме того – государственные средства для финансирования своих групп и даже поддержку дружественных правительств вроде нашего!

– Совершенно верно, Уотсон, отлично замечено. Это одна из двух тайных и ужасных возможностей, которые мы теперь должны иметь в виду на всех этапах данного дела.

Я почувствовал себя таким подавленным, что забыл спросить Холмса, какой была вторая возможность.

Я провел весьма беспокойную ночь, засыпая урывками. Между периодами полудремы в моем сознании постепенно кристаллизовался еще один страх, и наконец я окончательно проснулся, резко открыв глаза.

Конечно же, офицер охранки в Лондоне, который направил письмо Ивану Мышкину, мог быть одним из тех представителей русской тайной полиции, с которыми мы только что познакомились! Если источники Организации внутри охранки сумели получить сведения о портфеле, то что помешало бы им узнать о нашей встрече? И если Организация планирует теракты в Лондоне, не будет ли проницательным с ее стороны прежде всего заставить замолчать тех, кто вышел на след революционеров? Лежа без сна в те ранние часы, я вдруг отчетливо понял, где логично должен находиться первый объект нападения банды нигилиста Богдановича с револьверами, топорами и бутылками с самодельной взрывчаткой.

На Бейкер-стрит, 221-б.

Я так и не улучил момент поделиться своими опасениями с Холмсом. На следующее утро, едва увидев его мрачное лицо, я сразу понял: случилось нечто страшное. Ко времени завтрака мой друг уже очевидно выходил из дома. Ранним утром я слышал его уверенные шаги по лестнице, когда он возвращался. Как только он вошел в нашу гостиную, я увидел по его лицу: что-то не так.

– Богданович начал террор, – сурово произнес Холмс.

Он показал мне экземпляр утренней газеты. Заголовок гласил: «Русский меценат убит».

– Вчера рано вечером граф Кропотский был застрелен возле своего дома в Хэмпстеде, – пояснил Холмс. – Газета сообщает, что накануне после полудня его предупредили об опасности. Граф упаковал вещи для бегства. Секретарь помогал ему сесть в карету, когда появились четверо русских эмигрантов и потребовали встречи с графом, чтобы обсудить финансирование революционной группы.

Секретарь приказал кучеру немедленно отъезжать. Один из бандитов разбил секретарю череп куском тяжелой цепи. Затем они побежали за экипажем, стреляя из револьверов. Пуля пробила стенку кареты и попала в графа. Он умер от потери крови несколько часов спустя. Банда убежала вниз по Хаверсток-Хилл, обстреливая окна близлежащих домов. – Холмс посмотрел в газету: – Сообщают, что графу было семьдесят два года…

Далее мой друг процитировал заметку:

– «Он был ведущей либеральной фигурой в общине русских эмигрантов. Граф Кропотский известен организацией помощи политическим изгнанникам из России по всей Европе. Российское правительство неоднократно обвиняло его в оказании содействия террористическим революционным группам через различные благотворительные фонды. Вероятно, теперь правительство России представит убийство графа как следствие опасной дружбы с русскими изгнанниками».

Я выразил желание прочесть статью целиком, и Холмс передал газету мне, а сам принялся размышлять вслух:

– Кто предупредил графа? Любопытный выбор времени, чтобы сообщить об опасности, вы не находите, Уотсон? Через пять дней после того, как в «Либерти-хаус» всплыла история о связи Кропотского с охранкой, и через несколько часов после того, как об этом услышали мы. Сначала о нас каким-то образом узнала охранка, затем предупредили графа… Чувствуется, что за нами внимательно наблюдают.

Однако великий детектив казался до странности спокойным, когда рассуждал о слежке.

Затем он глубоко вздохнул и сообщил:

– Сегодня утром я предпринял отчаянный шаг. Это единственный способ, с помощью которого я смогу понять, как разрешить это дело. Я намерен вынудить Петра Богдановича… – Холмс сделал паузу, его лицо омрачилось. – …Встретиться со мной.