Рекс Стаут - Золотые пауки (сборник)

– Да.

– Ладно, тогда подкину вам кое-что, что мы раскопали как раз сегодня. Перед публикацией необходимо все как следует проверить. Тот дом на Семьдесят шестой улице зарегистрирован на имя Гетца.

– Вот как. – Вульф закрыл глаза и открыл их снова. – А что скажете насчет миссис Ковен?

Лон хмыкнул:

– Муж и жена – одна сатана, не так ли?

– Да. Муж и жена вместе составляют одного дурака.

Репортер вздернул подбородок:

– Я хочу это напечатать. Вы не возражаете?

– Это уже напечатали более трехсот лет назад. Бен Джонсон, «Варфоломеевская ярмарка». – Вульф вздохнул. – Черт побери, ну что я могу поделать, располагая лишь жалкими обрывками сведений? – Он указал на коробку и поинтересовался: – Полагаю, этот хлам вам нужно вернуть?

Лон ответил, что да. Еще он заикнулся, что в интересах правосудия и общественного блага был бы рад продолжить конфиденциальный разговор, но, очевидно, Вульф уже получил от него все, что хотел. Проводив Лона до двери, я поднялся в свою комнату и посвятил целый час исключительно заботам о себе, любимом, – я и без того это слишком долго откладывал. Я как раз вышел из душа и подбирал рубашку, когда раздался звонок от Сола Пензера, в ответ на оставленное мною сообщение. Я изложил ему необходимые детали картины и велел утром явиться в адвокатскую контору Паркера.

Тем вечером после ужина мы все не покладая рук трудились в кабинете. Фриц и Теодор, как я уже упоминал, готовили материал для Вульфа. Я усердно стучал по машинке, выдавая по три страницы текста в час. Вульф же сидел за своим столом, сосредоточенно, методично и обстоятельно изучая приключения Ослепительного Дэна за последние три года. Было уже далеко за полночь, когда он оттолкнулся в кресле, встал, потянулся, потер глаза и объявил:

– Пора ложиться спать. Из-за этой абракадабры у меня начинается несварение желудка. Чтиво для слабоумных. Спокойной ночи.

В среду утром Вульф попытался меня надуть. Как правило, согласно заведенному распорядку, его день начинался в восемь часов: босс завтракал у себя в комнате, одновременно просматривая утреннюю газету, после чего брился и одевался. С девяти до одиннадцати он неизменно торчал в оранжерее, ходил туда, как на работу. До одиннадцати в кабинет Вульф сроду не спускался, и детективному делу смешиваться с орхидеями никогда не дозволялось. Но в ту среду он сжульничал. Пока я сидел на кухне с Фрицем, наслаждался блинчиками, копчеными колбасками и медом и наливался кофе, изучая прессу (я дважды перечитал сообщение «Газетт» о том, что Вульфа отправили в отставку), он прокрался вниз в кабинет и слинял с кипой комиксов про Ослепительного Дэна. Я заметил это только потому, что перед завтраком заходил туда немного прибраться, а глаз у меня наметанный. Похоже, босс не на шутку разозлился и решил любой ценой добраться до истины. Что же, я со своей стороны прекрасно его понимал и всей душой поддерживал. Будучи человеком благородным, я не только не стал измышлять предлог для путешествия на крышу, дабы застукать Вульфа за занятием, по его словам, абсолютно несовместимым с цветоводством, но даже потрудился покинуть кабинет, когда он спустился в одиннадцать часов, чтобы предоставить ему возможность незаметно подкинуть Дэна обратно.

В тот день после завтрака мне первым делом предстояло выполнить кое-какие указания, которые Вульф дал мне накануне вечером. Поскольку в учреждениях, расположенных на Манхэттене, свой собственный рабочий график, я смог дозвониться в Корпорацию звукозаписи лишь в 9.35. Затем потребовалось некоторое время, чтобы уболтать их и убедить приехать немедленно; мне пришлось упомянуть имя Ниро Вульфа, иначе бы ничего не вышло. Однако, дав обещание, эти ребята сдержали свое слово. В начале одиннадцатого с коробками оборудования и наборами инструментов прибыли два сотрудника корпорации. Менее чем за час они все нам установили, причем сделали это на диво аккуратно и толково. Чтобы выявить что-либо подозрительное в кабинете, потребовался бы тщательный обыск, а провод на кухню, проложенный по плинтусу, не вызвал бы подозрений, даже будучи замеченным.

Из-за постоянных телефонных звонков сосредоточиться за печатной машинкой оказалось просто невозможно – звонили главным образом журналисты, желавшие поговорить с Вульфом или, за неимением его, хотя бы со мной, – и в конце концов мне пришлось попросить Фрица самому снимать трубку и давать всем от ворот поворот. Мне он переадресовал один-единственный звонок, из конторы окружного прокурора. Только представьте, они имели наглость попросить меня приехать к ним, чтобы что-то уточнить. Я ответил, что занят: рассылаю резюме работодателям и изучаю объявления о трудоустройстве, – словом, никак не могу позволить себе впустую растрачивать время. Через полчаса Фриц вновь переключил телефон на меня. На этот раз дал знать о себе сержант Пэрли Стеббинс. Он был изрядно зол и принялся ругаться на Вульфа: дескать, тот не имел права сообщать всем подряд новость о лишении его лицензии, ведь пока это всё лишь неофициально. Затем он мрачно поинтересовался, где я рассчитываю оказаться после того, как отказался сотрудничать с окружным прокурором по делу об убийстве, особо подчеркнув, что труп обнаружил я. Сержант заявил, что я могу выбирать из двух вариантов: быстренько примчаться в Управление самому, или же подождать, пока за мной пришлют машину и приволокут туда как миленького. Я подождал, пока он выдохнется, и спокойно ответил:

– Послушай, дружище, я что-то не слышал, чтобы наш город переименовали в Москву. Если мистер Вульф хочет оповестить всех о том, что он остался без работы, в надежде, что кто-нибудь пустит шляпу по кругу или предложит ему место портье, то это его личное дело. Что же до моего сотрудничества, идите вы к черту. Вы и так повесили на меня обвинения по двум статьям, и по совету адвоката и своего врача я остаюсь дома, принимаю аспирин и полощу горло сливовым соком с джином. Если вы припретесь сюда – неважно, кто, – без ордера на обыск вы не войдете. А если заявитесь, чтобы обвинить меня в чем-нибудь еще – скажем, в жестоком обращении с животными, поскольку я открыл окно в комнате с обезьянкой, – то можете либо ждать на крыльце моего выхода, либо расстрелять дверь, это уж как захотите. А теперь я вешаю трубку.

– Черт, да послушай ты минуту.

– До свидания, ты, ничтожество в погонах.

Я положил трубку на рычаг, посидел с полминуты, успокаиваясь, и снова принялся печатать. Незадолго до полудня меня вновь оторвали от работы, на сей раз Вульф. Он сидел за своим столом и анализировал сагу об Ослепительном Дэне. Внезапно услышав свое имя, я развернулся к нему:

– Да, сэр?

– Взгляни-ка на это.