Рекс Стаут - Знают ответ орхидеи (сборник)

– Что вам от меня нужно? – спросила миссис Ирвин. Это были ее первые слова с тех самых пор, как Вульф назвал Фанни соучастницей убийств.

– Я хочу, чтобы вы задумались над своим положением. Муж советует вам молчать, но и ему следовало бы кое над чем призадуматься. Вас можно судить за соучастие в убийстве. Если вы считаете, будто навредите себе, сознавшись, что Диган позвонил вам третьего января и посоветовал не ходить в театр, а послать вместо себя миссис Моллой, то вы ошибаетесь. Признание этого факта повредит вам лишь в том случае, если вам было известно – в тот момент или позднее, – с какой целью Диган хотел выманить из квартиры миссис Моллой. Однако это, скорее всего, не соответствует действительности, даже может показаться невероятным, поскольку Диган вряд ли рискнул открыть вам свое намерение совершить убийство. Он мог сказать, что хочет поговорить с вами с глазу на глаз, и попросил устроить так, чтобы в тот вечер вы остались одни. Ну, и как бы между прочим предложил пригласить в театр миссис Моллой. Если это так, то для вас не просто глупо, но и опасно молчать – молчание можно расценить как соучастие. Если Диган всего лишь хотел получить возможность поговорить с глазу на глаз…

– Так и было! – громко выпалила она.

Муж выпустил ее руку.

– Не будь дураком, Том! – изрек Джером Аркофф. – Дело пахнет тюрьмой.

– Давай же, Фанни, расскажи все как было, – произнесла Рита Аркофф.

Фанни протянула мужу обе руки, и он взял их в свои. Она заглянула ему в глаза:

– Ведь ты меня знаешь, Том! Ты знаешь, что я вся твоя! Он сказал, что хочет со мной повидаться и что-то сообщить. Он пришел к нам домой, но теперь-то я все поняла, потому что он явился почти в одиннадцать…

Диган подался в ее сторону. Разумеется, это было неосознанное движение. Сознательным оно быть никак не могло, потому что Сол и Пэрли держались начеку. Но, даже дотянись он до Фанни и прикончи ее, ему бы уже ничто не помогло. Вульф правильно определил: убив четверых, Диган превратился в настоящего маньяка. Вот почему, услыхав, что и миссис Ирвин приняла сторону его гонителей, он действовал как типичный маньяк. Сол и Пэрли крепко схватили его за руки с обеих сторон, а уж эти двое обуздают любого злодея.

Ирвин вскочил со своего места, Аркофф – тоже. Поднялся и Кремер. Альберт Фрейер подбежал к моему столику и схватился за телефон.

– Я закончил, мистер Кремер, – спокойно констатировал Вульф, – хотя у меня осталось в запасе целых двадцать минут.

Я знал, что им сейчас не до меня, поэтому выскочил в прихожую и взбежал вверх по лестнице, чтобы рассказать обо всем миссис Моллой. Уж кто-кто, а она заслужила радостную весть. Когда Фрейер освободил телефон, я позвонил из ее комнаты Лону Коэну и довел до его сведения кое-какие новости.

Через несколько дней в шесть часов вечера Кремер зашел проведать нас и, когда я впустил его, обратился ко мне по имени. Устроившись в красном кожаном кресле и приняв приглашение выпить пива, а также обменявшись новостями с Вульфом, он изрек миролюбивым тоном:

– Окружной прокурор хочет знать, откуда и каким образом к вам попал ключ от ячейки камеры хранения. Я бы тоже не возражал узнать об этом.

– Нет, вы бы стали возражать, – заявил Вульф.

– Вы о чем?

– О ключе. Не хочу занимать ваше время. Если окружной прокурор будет настаивать, я, предположим, скажу ему, что получил письмо с ключом по почте, а конверт уничтожил. Или что Арчи нашел его на мостовой. И что с того? У него есть убийца, которого ему передали вы, и хватит с него. Да и вам ключ не нужен. Правда?

Он не настаивал.

Несколько сложнее было уладить проблему гонорара, возникшую, как только Питер Хейз оказался на свободе. Потребовав в запале пятьдесят тысяч долларов, Вульф не собирался идти на попятную. Однако пятьдесят кусков многовато за работу, на которую ушла неделя.

Но босс нашел достойный выход из положения, условившись с Хэролдом, что тот выпишет по чеку на 16 666,67 доллара вдове Джонни Кимса и матери Эллы Рейес. Так что Вульфу осталось 16 666,66, а посему те, кто считает Вульфа хапугой, оказались в дураках. А П. Х., выйдя из кутузки, в конце концов признал себя сыном своих родителей. Хотя в уведомлении о свадьбе, напечатанном «Таймс», он назвал себя Питером Хейзом. А «Таймс» всегда права – это каждому известно.

Бракосочетание состоялось примерно через месяц после того, как Патрика Дигана признали виновным в совершении особо тяжких преступлений и осудили. Через парочку недель молодые люди заглянули к нам.

Я бы ни за что не признал в теперешнем П. Х. того бедолагу, которого увидел в давний апрельский день сквозь стальную решетку. У него был вполне человеческий вид, да и вел он себя по-человечески.

Я хочу остаться справедливым, но в то же время должен описать вам все в точности, как оно было. Так вот, от общения с ним я не получил особенного удовольствия.

Когда молодожены собрались уходить, Сельма Хейз придвинулась к столу Вульфа и сказала, что она должна – ну просто обязана! – его поцеловать. Еще она сказала, что он вряд ли хочет, чтобы его поцеловали, но иначе нельзя.

Вульф нахмурился:

– Давайте лучше воздержимся. Это не доставит никакого удовольствия ни вам, ни мне. Я ведь старый и пыльный шкаф. Лучше поцелуйте мистера Гудвина. Он, кстати, дока в любовных делах.

Я был тут как тут. Она повернулась в мою сторону, и на долю секунды ей показалось, что она непременно меня поцелует. Мне, кстати, тоже. Но тут на ее щеках проступил румянец, и она передумала. Я что-то сказал, забыл уже что.

У этой женщины есть на плечах голова. Она знает, что далеко не всегда игра стоит свеч. Зачем рисковать…

– Вот так вот, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Получается, что на самом деле мы не женаты…

Мои брови поползли вверх. Много раз, сидя в кабинете Ниро Вульфа, я разглядывал наших молоденьких посетительниц, прикидывая, сколько убедительных доводов они могли бы привести в пользу того, что обручальное кольцо – отличное приобретение. Но уже окольцованными я обычно не интересовался. Так что мой взгляд на эту особу был чисто профессиональным, тем более что она явилась к нам с мужем.

Однако теперь я изменил мнение. Она, несомненно, заслуживала высокой оценки, если сделать скидку на угнетенное состояние духа и отбросить морщинки на лбу, покрасневшие веки, напряженную челюсть и плотно сжатые губы. Отбрасывать подобные детали, как вы понимаете, мне доводилось нередко, поскольку к нам приходили не просто поболтать, а поделиться серьезными проблемами.

Ниро Вульф, который только что спустился из оранжереи на крыше и успел уже втиснуть свою грузную тушу в огромное кресло за письменным столом, недовольно посмотрел на нее.