Рекс Стаут - Знают ответ орхидеи (сборник)

Если бы я занялся им в кабинете Вульфа, он непременно завопил бы об ущемлении собственного достоинства и притворился бы разъяренным, хотя понимал не хуже меня, что всегда полезно увидеть свое имя в газетах (разве только не в колонке некрологов).

Поэтому я зашел в телефонную будку на Десятой авеню, набрал номер редакции «Газетт» и попросил соединить меня с Лоном Коэном. Вскоре в трубке послышался его голос.

– Отзовите из печати первую полосу, – посоветовал я ему, – и переделайте ее заново. Если, конечно, не хотите, чтобы я продал свою информацию в «Таймс». Ты, случайно, не слышал, что Пол Обри и его жена, миссис Сидни Карноу, сегодня днем зашли к Ниро Вульфу? Я побывал вместе с ними кое-где и привез их назад в офис мистера Вульфа, а пятнадцать минут назад туда явился сержант Пэрли Стеббинс и забрал их. Или, возможно, ты даже не знаешь, что Карноу был убит…

– Вот это я как раз знаю. У тебя есть продолжение? Или остальное прикажешь высасывать из пальца? – ответил Лон.

– Ничего подобного. Точность и своевременность доставки гарантированы. Сейчас же я просто хочу, чтобы имя моего босса появилось в газетах. Мое же пишется так: «а»-«эр»-«чэ»…

– Это я тоже знаю. Кто еще получил твои сведения?

– От меня – никто. Только ты.

– Чего они хотят от Вульфа?

Конечно, этого следовало ожидать. Дай газетному репортеру материала на пару строчек, он попытается отхватить его на целый столбец. Я с большим трудом убедил Лона Коэна, что больше у меня ничего нет, и продолжил свой путь в центр города.

Надежда попасть в убойном отделе на лейтенанта Роуклиффа и в очередной раз вывести его из себя, да так, чтобы он начал заикаться, не оправдалась. Вместо него я угодил к выпускнику колледжа, некоему Айзенштадту, который не принял мой вызов. Ему нужны были только голые факты, и я честно их выложил, не упомянув, естественно, о том, что входил в номер Карноу.

На это ушло менее часа, включая перепечатку моих показаний, которые я должен был подписать. Я отклонил настоятельное предложение Айзенштадта не уходить до возвращения инспектора Кремера. Пришлось напомнить ему, что я гражданин с незапятнанной репутацией, адрес мой всем известен, так что в случае необходимости меня несложно разыскать.

Когда я вернулся домой, Вульф сидел в кабинете, зевая над книгой. Равнодушие его было наигранным. Он хотел показать, что потеря гонорара в пять тысяч долларов – пустяк, о котором не стоит и говорить.

Я не знал, чт́о делать: продолжать и дальше его дразнить или отправиться на боковую. Обе возможности представлялись мне одинаково заманчивыми.

Я подбросил и поймал монетку. Вульф не стал уточнять, что за дилемму я решаю таким образом, опасаясь, как бы я не предложил ему самому догадаться. Выпал «орел».

Я сообщил Вульфу, что о моем визите в отдел по расследованию убийств докладывать нечего, пожелал ему спокойной ночи и поднялся в свою комнату.

Утром за завтраком на кухне, где Фриц заботливо поставил передо мной гору горячих блинов и положил свежие газеты, я обнаружил, что подарил Лону Коэну материала куда более чем на пару строк. Очевидно, он по собственному почину разбавил мою стоящую внимания информацию всякими пустяками.

К примеру, я узнал, что у Сидни Карноу имеется тетушка Маргарет, в замужестве миссис Реймонд Севидж, кузен Ричард и кузина Энн, выскочившая замуж за некоего Нормана Хорна. Статья сопровождалась снимками Энн и Кэролайн, весьма скверными.

По утрам я редко вижу Вульфа до одиннадцати часов, когда он спускается вниз из оранжереи, а в то утро я вообще его не видел. В самом начале одиннадцатого позвонил сержант Стеббинс и пригласил меня зайти в офис окружного прокурора, и как можно скорее.

Мне потребовалось не более четырех минут, чтобы убрать бумаги со стола, позвонить Вульфу, надеть шляпу и поспешить к выходу. У меня затеплилась слабая надежда повстречаться с бывшими нашими клиентами, которые, поразмыслив, возможно, пришли к выводу, что слишком рано пресытились Вульфом.

Впрочем, торопился я зря. В большой приемной на верхнем этаже дома 155 по Леонард-стрит мне предстояло провертеться не менее получаса на жестком деревянном стуле. Я уже приготовился подойти к окошечку и заявить сидящей за ним даме ветеранского возраста и наружности, что могу торчать здесь еще от силы минуты три, когда из внутреннего коридора появилась другая дама.

Она отнюдь не походила на старого бойца, поседевшего на службе закону, и я помедлил с объявлением ультиматума. Ее походка заслуживала вдумчивого изучения, лицо требовало кропотливого анализа, а туалет – тщательной инвентаризации. И я подумал, что если передо мной Энн Севидж-Хорн, то главному редактору «Газетт» нужно в три шеи гнать своего фотографа, который явно ошибся фотографией.

Дама заметила, как я ее разглядываю, и без тени смущения отплатила мне той же монетой. Изящная головка ее слегка склонилась к плечу. Она подошла, уселась в соседнее кресло и одарила меня пристальным взглядом, какого ожидаешь от королевы – или уличной девки.

Первым заговорил я:

– Что у вас пропало? Кролик?

Она улыбнулась, желая подзадорить меня, и ей это почти удалось.

– Почему вы решили, что вульгарность – лучшая линия поведения? – спросила она.

– Я не нарочно. Просто родился вульгарным. Увидел ваше фото в газете и загорелся желанием узнать, какой у вас голос. Захотелось непременно его услышать. Скажите еще что-нибудь.

– Вы слишком развязны для незнакомого человека.

– Ну что ж, я не против исправить это упущение. Давайте знакомиться. Меня зовут Гудвин. Арчи Гудвин.

– Гудвин? – Она слегка нахмурилась, соображая, потом протянула: – Ну конечно! Вы тоже угодили в газету. Если только вы тот самый Гудвин… Вы работаете на Ниро Вульфа?

– Практически я и есть Ниро Вульф, когда дело доходит до работы. Где вы находились в период с одиннадцати минут третьего до без восемнадцати шесть?

– Дайте подумать… Я гуляла в парке со своим любимым фламинго. Если вы считаете, что это не алиби, то сильно ошибаетесь. Мой фламинго умеет разговаривать. Спросите еще что-нибудь.

– Умеет ли ваш фламинго определять время?

– Конечно. Он носит на шее наручные часы.

– А как он на них смотрит?

– Так и знала, что вы меня об этом спросите. Фламинго научили завязывать шею узлом. Самым простым одинарным узлом. Но когда он это делает, часы оказываются как раз у него на сгибе… Привет, мама. Мама?

Она неожиданно вскочила с кресла и куда-то двинулась.

– И что, никого даже не заковали в наручники? – услышал я ее голос уже вдалеке.

Ее мать, тетушка Сидни Карноу, возглавляла процессию, появившуюся из коридора. По своей комплекции она равнялась двум таким, как Энн, вместе взятым, и лишь вполовину уступала Ниро Вульфу. У нее было не только могучее тело, но и широкое лицо с чертами такими крупными, что между ними почти не оставалось зазора.