Рекс Стаут - Знают ответ орхидеи (сборник)

– Он спросил, не проживает ли здесь человек по имени Артур Холкомб. Я ответила, что не проживает. Тогда этот тип спросил, не знаю ли я, где он живет. Я снова сказала: не знаю. Вот и все. В чем дело, Арчи?

– Так, пустяки. Расскажу при встрече, если у тебя не пропадет к тому времени желание встретиться. Ну, а говоря, что не любишь меня, ты лжешь самой себе. Скажи мне «до свиданья».

– Никаких свиданий, Арчи, забудь…

Значит, шпик. Если он на самом деле разыскивал какого-то Артура Холкомба, то чего же так спешно ретировался? Гадать, впрочем, не было смысла. Оставалось прикидывать, связано ли это с П. Х., а если да, то каким образом и с которым из них.

Подойдя к знакомой двери, я обнаружил оживление: в зал то и дело заходили люди. Я подошел к офицеру, осведомился, не появлялись ли присяжные, на что он ответил:

– Не спрашивайте, мистер, здесь все всё знают, кроме меня. Проходите.

Я вошел в зал и встал в сторонке, чтобы никому не мешать. Занятый изучением декораций и действующих лиц, я услышал, как рядом произнесли мою фамилию. Я обернулся и увидел Альберта Фрейера. Выражение лица у него было отнюдь не дружелюбное.

– Так, значит, вы ничего не слышали о Питере Хейзе, – процедил он. – Что ж, в таком случае вы услышите обо мне.

Я не нашелся, чт́о ему ответить, да адвокат и не ждал ответа. Он уже шел с кем-то по центральному проходу к своему месту за столом защиты. Я последовал за ним и уселся в третьем ряду слева с той стороны, откуда выводят обвиняемого.

Секретарь и стенограф заняли свои места. Помощник окружного прокурора Мандельбаум, которого Ниро Вульф однажды уличил в непрофессионализме, занимал соседний стол за перегородкой, возле него на столе стоял портфель. Рядом с помощником прокурора устроился какой-то младший чин.

Присутствующие рассаживались по своим местам, а я отчаянно вертел головой в надежде увидеть того типа в пальто реглан бронзового цвета, который разыскивал Артура Холкомба, когда по залу вдруг пронесся шумок и все как один повернули головы влево. То же самое сделал и я.

В зал ввели обвиняемого.

Зрение у меня прекрасное. К тому же я напряг его до предела, пытаясь получше разглядеть этого типа, пока он шел к своему месту позади Альберта Фрейера. На все про все у меня было четыре секунды, потому что, когда он сел спиной ко мне, мне бы не помогло даже соколиное зрение. На фотографии Пол Хэролд был запечатлен анфас, а не с затылка.

Я закрыл глаза и сосредоточился. Он… А может, и не он. Возможно, что он, если бы… Когда я смотрел на два снимка, лежавших перед Вульфом на столе, то мог с уверенностью сказать: тридцать к одному, что не он. Теперь же мне казалось, что можно поставить два к одному, даже согласиться на крупную денежную ставку. Вот только я пока не определился, на что ставить. Меня так и подмывало сорваться с места и отправиться за перегородку, чтобы рассмотреть этого субъекта как следует. Однако я заставил себя слиться со скамейкой.

Присяжные рассаживались по своим местам, но они меня не интересовали. Оживление в зале суда, предшествующее оглашению вердикта, обычно вызывает у всех возбуждение, однако я его на сей раз не чувствовал. Лихорадочно соображая, я сверлил взглядом спину обвиняемого – пытался заставить его обернуться.

Когда судебный пристав провозгласил: «Встать! Суд идет», все дружно поднялись, а я сделал это самым последним. Судья уселся на свое место и разрешил всем поступить так же. Я могу в точности повторить слова секретаря; вопрос, который судья задал старшине присяжных; вопрос, заданный старшине присяжных секретарем, поскольку это обычная рутина судебного заседания.

Первым, что дошло до моего сознания, были слова старшины присяжных. Он сказал:

– Мы нашли подсудимого виновным в предъявленном ему обвинении – совершении убийства первой степени.

По залу прокатился гул, вернее, россыпь отдельных восклицаний и ропота. Женщина позади меня издала звук, напоминающий хихиканье. Я все так же не спускал глаз с обвиняемого, и хорошо делал.

Он вдруг поднялся со своего места, стремительно обернулся и обвел взглядом зал суда. Это был дерзкий, испытующий взгляд, который на сотую долю секунды коснулся и меня. Но тут охранник взял подсудимого за локоть и усадил на место.

Встал Альберт Фрейер и потребовал провести опрос присяжных.

Обычно во время этой процедуры зал замирает. Мне же, как говорится, внезапно приспичило. Нагнув голову и прижав к губам ладонь, я шагнул в проход, припустил по нему галопом и был таков. Не в силах дождаться едва ползущего лифта, я кинулся к лестнице. Возле здания суда несколько человек одновременно ловили такси. Я прошел квартал в южном направлении, поймал такси там, уселся и назвал шоферу адрес.

Мне удалось прибыть точно в срок. Часы показывали 17.58, когда в ответ на мой звонок появился Фриц и, откинув цепочку, позволил мне войти. Через две минуты Вульф должен был спуститься из оранжереи.

Фриц последовал за мной в кабинет и доложил, что за время моего отсутствия ничего особенного не происходило. Был звонок от Сола, который сообщил, что встречался с тремя П. Х., но ни один из них не является тем, кто нам нужен.

Тут вошел Вульф и занял свое место у стола. Фриц удалился на кухню.

– Порядок? – спросил Вульф, покосившись в мою сторону.

– Отнюдь нет, сэр, – сказал я. – Сдается мне, что Пол Хэролд, то есть Питер Хейз, только что признан виновным в убийстве первой степени.

Вульф поджал губы:

– И сильно сдается? Садись. Ты ведь знаешь, что я не люблю вытягивать шею.

Я уселся в свое кресло и повернулся в его сторону.

– Мягко говоря, сдается. На самом же деле я в этом уверен. Требуется подробный отчет?

– Да. Сугубо по делу.

– В таком случае буду излагать с самого начала. Когда я вышел из дома, мне на хвост сел шпик. В этом я тоже абсолютно уверен. У меня не было времени на то, чтобы подразнить его и оставить с носом, поэтому я попросту от него избавился.

Вульф привычно хрюкнул.

– Дальше! – потребовал он.

– Когда я вошел в зал суда, присяжные еще совещались, но вскоре эти сукины дети появились. Я сидел впереди, в третьем ряду. Ввели обвиняемого, который прошел в двадцати футах от меня, так что я его хорошо видел, но, увы, недолго и главным образом в три четверти и в профиль. Я был полон сомнений и уже склонялся к тому, что следует бросить монетку: орел или решка? Потом он сел и повернулся ко мне спиной. Когда старшина присяжных огласил приговор, Хейз вскочил на ноги, чтобы окинуть взглядом зал и кого-то в нем увидеть. В его взгляде читался неизвестно кому адресованный крик: «Оставьте меня в покое!» И вот тут-то я увидел его анфас. Его лицо выражало безрассудную дерзость, ту самую, что угадывается на лице юнца с фотографии. Надеть на него академическую шапочку и эту самую хламиду да скостить одиннадцать лет – и будет Пол Хэролд. Я тут же отчалил. Кстати, еще одна деталь. Я, в сущности, дал понять Альберту Фрейеру, что нас не интересует Питер Хейз. Так вот, Фрейер застукал меня в зале суда, презрительно фыркнул и пообещал, что мы еще о нем услышим.