Эллери Квинн - Заглянуть вперед

В смехе Оуэна послышалось что-то грубо-издевательское. Эллери поклонился рыжеволосой красавице.

— Гарднер? Вы, случайно, не супруга архитектора Пола Гарднера?

— Сознаюсь! — изрек Мартовский Заяц утробным голосом и, сняв голову, явил миру худощавое лицо с насмешливыми искорками в глазах. — Как поживаете, Квинн? Мы ведь не виделись с тех самых пор, как я давал показания вашему отцу по поводу того убийства в Гринвич-Вилледж [7] Гринвич-Вилледж — район Нью-Йорка, центр культурной жизни и средоточие богемы. (Прим. переводчика.) .

Они обменялись рукопожатием.

— Действительно, приятный сюрприз, — сказал Эллери. — Миссис Гарднер, могу вас поздравить: вы выбрали себе в мужья человека незаурядного ума. Своими показаниями на суде он сумел совершенно запутать и перессорить всех представителей защиты.

— Я всегда говорила, что Пол — гений, — улыбнулась рыжеволосая дама. У нее был своеобразный хрипловатый голос. — Но он мне не верит. Он считает, что я — единственный в мире человек, кто не ценит его.

— Ну что ты, Кэролин, — со смехом возразил Гарднер, однако насмешливые искорки в его глазах потухли, и он почему-то взглянул на Ричарда Оуэна.

— Вы, конечно, помните Лауру, — пророкотал Оуэн, цепко ухватив Эллери за локоть. — То бишь, грызуна-соню. Симпатичная зверушка, не находите?

На какое-то, едва уловимое, мгновение приторное выражение слетело с лица миссис Мэнсфилд. Понравилось ли соне, что муж публично представляет ее как зверушку, пусть даже симпатичную, судить было трудно из-за пушистой маски, скрывавшей ее лицо. Когда она сняла маску, на лице была улыбка. Лаура Оуэн была маленькой, болезненной на вид женщиной с усталыми глазами и слегка осунувшимся лицом.

— А это, — сказал Оуэн с гордым видом фермера, демонстрирующего выращенную им корову-рекордсменку, — единственная и неповторимая Эмма. Эмма, познакомьтесь с тем самым, погрязшим в убийствах, субъектом, о котором я вам столько рассказывал. Эллери, мисс Уиллоуз.

— Мы встречаем вас в таких легкомысленных костюмах, мистер Квинн, — проворковала актриса. — Надеюсь, вы прибыли не по делу? А не то мы немедленно разоблачимся и примем нормальный вид, дабы вы могли не мешкая приступить к своим обязанностям. Со своей стороны, я, увы, не могу сказать, что моя совесть абсолютно чиста. Если бы мне пришлось отбывать срок за все те убийства, которые я совершила мысленно, то мне и девяти жизней Чеширского Кота [8] Чеширский Кот — персонаж сказки «Алиса в стране чудес». (Прим. переводчика.) не хватило бы. Одни критики чего стоят…

— Ваш костюм, — ответил Эллери, старательно не глядя на ее ноги, — как нельзя более к месту. К тому же, в роли Алисы вы мне нравитесь даже больше. — И действительно, Эмма была очень привлекательной Алисой; изгибы стройной фигуры делали ее похожей одновременно и на девочку, и на мальчика. — Чья же это все-таки идея?

— Мы, наверное, выглядим идиотами или свихнувшимися, — захохотал Оуэн. — Присаживайтесь, Квинн, присаживайтесь. Мод! — громогласно распорядился он. — Коктейль для мистера Квинна! И принесите еще лимонного сока. — Одна из голов, торчавших в дверях, поспешно скрылась.

— У нас генеральная репетиция перед завтрашним днем рождения Джонни; приглашены все соседские ребятишки. Эта блестящая идея принадлежит Эмме, она и костюмы привезла из театра. Вы ведь знаете, мы закрылись в субботу.

— Понятия не имел. Я думал, «Алиса» будет идти весь сезон.

— Так и предполагалось. Но срок аренды «Одеона» [9] «Одеон» — один из нью-йоркских театров. (Прим. переводчика.) истек, а на очереди — следующий контракт. В среду мы начинаем выступать в Бостоне.

Длинноногая Мод поставила перед Эллери бокал с розоватой жидкостью домашнего изобретения. Он осторожно попробовал коктейль, ухитрившись не скорчить гримасу.

— Сожалею, что приходится разбивать компанию, — сказал Пол Гарднер и начал стаскивать с себя костюм зайца. — Но нам с Кэролин предстоит еще нелегкий путь. А завтра снова… Дорогу, наверное, совсем развезло…

— Хуже некуда, — подтвердил Эллери, отставляя отпитый на четверть бокал.

— И речи не может быть о том, чтобы ехать, — вмешалась Лаура Оуэн. Круглый животик грызуна, нацепленный на нее, делал ее совсем маленькой, пухленькой и бесполой. — Вести машину в такое ненастье! Кэролин, вы с Полом должны остаться.

— Но ведь это всего четыре мили, Лаура, — слабо возразила миссис Гарднер.

— Не говорите чепухи, Кэролин. В такую погоду, да еще ночью, это все равно, что сорок, — загремел Оуэн. Его щеки под гримом были неестественно бледными и вспотели. — Все уже решено. У нас столько места, что его девать некуда. Уж кому это знать, как не Полу, проектировавшему эту часть здания.

— Вот плата за личное знакомство с архитектором, — заметила Эмма Уиллоуз, уютно забираясь с ногами в кресло. — Его невозможно обмануть относительно количества спален в доме.

— Не обращайте внимания на Эмму, — фыркнул Оуэн. — Она просто испорченная девчонка из детской сказки. Никакого воспитания. Ну что ж… Замечательно. Как насчет коктейльчика, Пол?

— Нет, благодарю.

— А уж вы-то, Кэролин, не откажетесь? Единственный человек из всей этой шайки-лейки, кто способен поддержать компанию. — Эллери вдруг понял, с бессильным возмущением, что неудержимая веселость их хозяина объясняется тем, что он в стельку пьян.

Кэролин подняла на него свои зеленые глаза с тяжелыми веками. — Не имею ничего против, Дик. — Они смотрели друг на друга долгим жаждущим взглядом. Лаура Оуэн неожиданно улыбнулась и, повернувшись к ним спиной, стала копошиться со своим нескладным крысиным костюмом.

Миссис Мэнсфилд так же неожиданно поднялась на ноги, растянула губы в своей фальшивой улыбке и обратилась в пространство медоточивым голосом:

— Надеюсь, вы меня простите? День был слишком утомительным для такой старухи, как я… Лаура, голубка. — Она подошла к дочери и поцеловала ее в наморщенный лоб.

Каждый произнес что-то приличествующее случаю, включая Эллери, который ощущал сильную головную боль, медленное розоватое жжение во внутренностях и непреодолимое желание очутиться как можно дальше от этого места.

Внезапно, как будто его что-то толкнуло, Эллери Квинн пробудился. Со стоном он повернулся на другой бок, чувствуя себя отвратительно. После часа ночи он несколько раз впадал в полузабытье. Дождь, барабанивший в стекла, не столько успокаивал, сколько раздражал. И вот теперь он проснулся окончательно, досадуя на эту необъяснимую бессонницу. Приподнявшись, он потянулся за наручными часами, грохотавшими на ночном столике. Фосфоресцирующие стрелки показывали пять минут третьего.