Эрнст Гофман - Зловещий гость (сборник)

Я с трепетом поцеловал поданную мне руку и сказал, что в первый день или, вернее, в первую же ночь я тоже с ужасом ощутил гнетущую атмосферу этого места. Баронесса пристально смотрела на меня, когда я связывал эти ощущения с планировкой и отделкой замка и в особенности с украшениями зала суда, с бушевавшим морским ветром и так далее. Быть может, в моем тоне она уловила намек на то, что я подразумевал также и нечто иное. Как бы то ни было, когда я умолк, баронесса воскликнула:

– Нет-нет! С вами случилось нечто ужасное в этой зале, при входе в которую меня всегда охватывает безотчетный страх. Заклинаю, расскажите мне все!

Серафина побледнела, я видел, что лучше быть с ней откровенным. Она слушала меня со все возрастающим страхом и волнением. Когда я упомянул о царапающих звуках, она вскрикнула:

– Это ужасно! Да-да! В этой стене скрывается та ужасная тайна!

Когда я рассказал, как мой старый дядя прогнал призрака, бедняжка глубоко вздохнула, будто с души ее упал тяжелый груз. Откинувшись назад, она закрыла лицо руками. Только теперь я заметил, что Адельгейда нас оставила. Я давно уже закончил свой рассказ и, поскольку Серафина все еще молчала, тихонько встал, подошел к инструменту и попробовал вызвать легкими аккордами успокоительную мелодию, которая могла бы вывести ее из глубокой меланхолии. Вскоре я запел так тихо, как только мог, один из религиозных гимнов аббата Стефани. Полные печали звуки «Occhi, perche piangete» [17]пробудили баронессу от ее мрачных грез, и она слушала меня, кротко улыбаясь, со сверкающими на глазах слезами облегчения.

Как случилось, что я упал перед ней на колени, что она склонилась ко мне, я обвил ее руками и на губах моих вспыхнул долгий жаркий поцелуй? Как случилось потом, что я не лишился рассудка, когда почувствовал, как она нежно прижала меня к себе, а я выпустил ее из объятий и, быстро оторвавшись, вернулся к фортепьяно?

Баронесса сделала несколько шагов к окну, потом обернулась и подошла ко мне с почти надменным видом, который вовсе не был ей свойствен, и сказала:

– Ваш дядя – самый достойный человек, которого я знаю, он ангел-хранитель нашей семьи. Пусть он вспоминает меня в своих молитвах!

Я не мог проронить ни слова, губительный яд, который я вкусил с ее поцелуем, разлился по моим жилам… Тут вошла Адельгейда и посмотрела на меня удивленно, с какой-то двусмысленной улыбкой, за что я готов был убить ее. Баронесса протянула мне руку и сказала с невыразимой кротостью:

– Прощайте, мой милый друг! Прощайте еще раз! Помните, что, быть может, никто лучше меня не понимал вашу музыку. Эти звуки еще долго будут звучать в моей душе.

Я пробормотал какую-то нелепицу и проскользнул в свою комнату. Старик уже спал. Я вошел в залу, бросился на колени и стал громко плакать, призывая возлюбленную, – словом, полностью предался охватившему меня любовному безумию, и только громкий возглас проснувшегося дяди: «Тезка, ты, похоже, помешался! Или снова борешься с волком?» – лишь этот возглас заставил меня вернуться в свою комнату, где я улегся в постель с твердым намерением увидеть во сне Серафину.

Было уже за полночь, когда я, засыпая, расслышал отдаленные голоса, беготню на лестницах и хлопанье дверьми. Я прислушался и различил шаги, доносившиеся из коридора, потом распахнулась дверь в залу, и вскоре постучались к нам.

– Кто там? – спросил я громко.

Тогда кто-то воскликнул:

– Господин адвокат, господин адвокат, проснитесь!

Я узнал голос Франца, и, когда я поинтересовался: «В чем дело, в замке пожар?» – старик проснулся и крикнул:

– Где горит? Где опять началась эта проклятая игра?

– Ах, вставайте, господин адвокат, вставайте, – проговорил Франц, – вас зовет господин барон.

– Чего он хочет? – спросил почтенный старик. – Разве он не знает, что адвокаты тоже спят!

– Ах, – взволнованно воскликнул старый слуга, – вставайте же, дражайший господин адвокат, госпожа баронесса при смерти!

С воплем ужаса я вскочил с постели.

– Отвори Францу дверь! – крикнул мне дядюшка.

Я, совершенно обезумев, метался по комнате, не находя ни ключа, ни дверей. Старик вынужден был мне помочь. Франц вошел бледный, расстроенный и зажег свечи. Едва мы успели набросить на себя одежду, как уже услышали в зале голос барона:

– Могу я поговорить с вами, любезный Ф.?

– Зачем ты оделся, тезка? Барон позвал только меня, – сказал мне старик.

– Я должен пойти туда, я должен увидеть ее и потом умереть, – произнес я глухо, раздавленный безутешной скорбью.

– Да-да, ты прав, тезка! – с этими словами старик захлопнул дверь прямо перед моим носом, так что раздался противный визг петель, и запер ее снаружи.

В первую минуту, возмущенный таким насилием, я хотел выломать дверь, но, быстро сообразив, что это может иметь дурные последствия, я решил дождаться возвращения старика и потом, чего бы мне это ни стоило, от него сбежать. Я слышал, как старик оживленно говорил о чем-то с бароном, уловил несколько раз свое имя, но больше ничего не мог разобрать. С каждой секундой мое положение все больше усугублялось. Наконец, я услышал, как кто-то пришел за бароном, и он быстро покинул зал. Старик вернулся в комнату.

– Она умерла! – крикнул я, бросаясь ему навстречу.

– А ты дурак! – ответил дядюшка спокойно, взял меня за руки и усадил на стул.

– Я должен пойти вниз! – закричал я. – Я должен быть там, должен видеть ее, даже если это будет стоить мне жизни!

– Ну-ну, попробуй сделать это, милый мой тезка, – сказал старик, запирая дверь и убирая ключ в карман.

Меня снова обуяла дикая ярость, я схватил заряженное ружье и воскликнул:

– Я на ваших глазах всажу себе пулю в лоб, если вы сейчас же не отворите дверь!

Тут мудрый старик подошел ко мне вплотную и сказал, глядя мне в глаза проницательным взглядом:

– Ты думаешь, мальчик, что испугаешь меня своей жалкой угрозой? Неужели ты считаешь, что мне дорога твоя жизнь, если ты сам по глупости сломал ее, как ненужную игрушку? Что ты будешь делать с женой барона? Кто давал тебе право вторгаться, как какому-то легкомысленному франту, туда, куда тебе нет доступа и куда тебя вовсе не звали?

Я, совершенно раздавленный, упал в кресло. Через некоторое время мой добрый дядюшка сказал уже мягче:

– Ты должен, однако, знать, что угроза жизни баронессы, вероятно, была сущим пустяком. Адельгейда выходит из себя из-за всякого вздора. Если ей упадет на нос дождевая капля, она уже кричит: «Какая ужасная погода!» К несчастью, об этом услышали старые тетки, которые явились с целым арсеналом подкрепляющих капель, эликсиров жизни и не знаю чего еще. Очень глубокий обморок…

Старик умолк, он видел, как я борюсь с собой. Он прошелся несколько раз взад-вперед по комнате, снова остановился передо мной, добродушно засмеялся и сказал: