Гилберт Честертон - Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)

Эта фраза почему-то пленила более своенравный и беспокойный ум человека с Запада.

– Признаюсь, я охотно доказал бы вам, что вы ошибаетесь, – сказал Эльбойн, неожиданно шагнув вперед, – и докажу.

Он распахнул дверь и заглянул в кабинет. Прежде всего он увидел, что Уоррена Уинда нет на его месте у стола, затем – что его вообще нет в комнате.

Феннер в приливе энергии в свою очередь проник в комнату.

– Он у себя в спальне, – сказал он, – несомненно, и исчез в соседней комнате, а остальные остановились в первой, оглядываясь кругом.

Строгость и простоту обстановки, о которых уже упоминалось, они восприняли как вызов. Разумеется, в этой комнате не спряталась бы и мышь, не то что человек. Не было ни занавесей, ни шкафов. Даже письменным столом служил простой стол с неглубоким ящиком и наклонной доской. Желтые, с высокими спинками кресла выстроились вдоль стен.

Немного погодя из внутренней комнаты вышел секретарь. В глазах его было изумление, а губы как бы машинально произнесли:

– Он не выходил сюда?

Остальные даже не нашли нужным ответить на поставленный вопрос. Их разум столкнулся с чем-то вроде той голой стены товарного склада, которая маячила за окном и медленно, постепенно, по мере того как подползали сумерки, из белой становилась серой. Вандам подошел к подоконнику, о который опирался полчаса тому назад, и выглянул в раскрытое окно. На отвесно падавшей вниз стене дома не было ни трубы, ни пожарной лестницы, никакого выступа или карниза. Не было ничего подобного и на противоположной стене, которая поднималась вверх еще на несколько этажей. Ничего вообще по ту сторону улочки не было, кроме однообразной, скучной, выбеленной известкой стены.

Вандам посмотрел вниз, будто ожидал увидеть на камнях останки исчезнувшего филантропа-самоубийцы. Там чернел лишь небольшой предмет – быть может, пистолет, который видел патер Браун.

Между тем Феннер подошел к другому окну. Составляя часть той же неприступной и гладкой стены, окно это выходило не на боковую улочку, а в маленький парк. Там, в одном месте, группа деревьев мешала разглядеть, что делается на земле. Но эти деревья были очень невысокими по сравнению с огромным массивом, воздвигнутым руками человека.

Феннер и Вандам повернулись к комнате и переглянулись. Сумерки сгущались, и на полированных досках столов и конторок последние серебряные отблески дня подергивались пеплом. Словно раздраженный этим сумеречным освещением, Феннер повернул выключатель, и электрический свет озарил все детали сцены.

– Как вы только что заметили, – мрачно проговорил Вандам, – никакой выстрел, произведенный снизу, не мог причинить ему вреда. Кроме того, попади в него пуля, он все-таки не мог бы растаять, как мыльный пузырь.

Секретарь, еще сильнее побледневший, сердито взглянул на желчное лицо миллионера.

– Откуда у вас такие зловещие предположения? Пули, пузыри! Почему бы ему не быть в живых?

– В самом деле, почему? – ласково ответил Вандам. – Скажите мне, где он сейчас, и я объясню вам, как он туда попал.

После паузы секретарь хмуро пробормотал:

– Да, вероятно, вы правы. Мы наткнулись как раз на одно из тех явлений, о которых недавно говорили. Могло ли вам или мне прийти в голову, что в проклятии что-то есть? Но… естественным путем… что могло случиться с Уиндом здесь, в этой комнате, за закрытыми дверями?

Мистер Эльбойн из Оклахомы стоял в это время посреди комнаты, широко расставив ноги, и его круглые глазки и белый венчик волос, казалось, излучали удивление. Тут он вставил, рассеянно и с неуместной дерзостью:

– Вы его не очень-то любили, мистер Вандам, а?

Длинная желтая физиономия мистера Вандама еще больше вытянулась, но он улыбнулся и спокойно ответил:

– А вы, помнится, сказали, что шквал, надвигающийся с Запада, сметет с лица земли всех наших великих мужей, как пушинки чертополоха?

– Помню, я сказал, что сметет, – наивно подтвердил человек с Запада, – но, черт возьми, как он мог бы смести?..

Наступившее молчание было нарушено Феннером, который сказал с резкостью, близкой к запальчивости:

– Ясно одно: ничего не случилось. Ничего не могло случиться.

– О нет! – донесся из угла голос патера Брауна. – Случилось!

Все вздрогнули и оглянулись: правду сказать, они совсем забыли о незаметном человеке, который настоял на том, чтобы они открыли дверь. И теперь, вспомнив, сразу изменили свое отношение к нему. Всем им пришло в голову, что они с пренебрежением отстранили патера и обозвали его суеверным мечтателем только за то, что он намекал на возможность происшествия, с которым они теперь столкнулись.

– Громы и молнии! – крикнул неугомонный человек из Оклахомы. – Что если в этом была доля правды?

– Должен сознаться, – сказал Феннер, нахмурившись, – что предположения его преподобия были, по-видимому, несколько обоснованны. Не знаю, не скажет ли он нам еще чего-нибудь?

– Быть может, он скажет, что нам теперь делать, черт возьми? – сардонически воскликнул Вандам.

Маленький патер отнесся к создавшемуся положению с присущей ему кротостью и смирением.

– Сейчас не могу придумать ничего другого, – сказал он, – как предупредить управляющего домом, а затем поискать моего ирландца с пистолетом. Он исчез за тем углом «Полумесяца», который обращен к садику. В садике есть скамьи, и бродяги давно облюбовали его.

Немало времени отняли у них непосредственные обсуждения с главным штабом отеля, за которыми последовали переговоры с полицией. Уже темнело, когда они очутились под длинной закругленной колоннадой. «Полумесяц» казался таким же холодным и выщербленным, как луна, в честь которой он был назван, а настоящая луна поднималась светлым призраком из-за черных верхушек деревьев. Они увидели ее, когда обогнули дом и подошли к маленькому общественному садику. Покров ночи скрадывал то, что в нем было городского, искусственного, и у всех появилось ощущение, будто они внезапно унеслись за сотни миль от своих домов. Они шли некоторое время молча, как вдруг Эльбойн, в котором действительно было что-то от первобытного человека, не выдержал:

– Отказываюсь! – крикнул он. – Признаю себя поверженным! Никак не ожидал, что я дойду до этого! Но как же быть, если сталкиваешься с подобным лицом к лицу? Прошу у вас прощения, патер Браун. Теперь пусть при мне волшебные сказки не хулят! Вот вы, мистер Вандам, говорили, что вы атеист и верите лишь тому, что видите собственными глазами? Ну-с, так что вы видели? Или, вернее, чего вы не видели?

– Знаю, – кивнул Вандам с мрачным видом.

– О, виной тут отчасти луна и деревья, они действуют на нервы, – упрямо пробормотал Феннер. – Деревья при луне всегда производят странное впечатление… Взгляните вот сюда.