Дороти Сейерс - Срочно нужен гробовщик [Сборник]

Он замолчал, положив ладонь на задвижку узкой двери, и широко улыбался, так что огромные, как лопаты, передние зубы совсем заслонили короткую нижнюю губу.

— Если позволите, я пойду первый, — сказал он и, открыв дверь, вошел. Лицо его прямо-таки озарилось счастьем.

— Мы здесь совсем одни, — продолжал он, пятясь и приглашая Кампьена за собой в тускло освещенную, тесно заставленную кухню. — Я думал, мальчик здесь, но он опять работает. Золотые руки. Садитесь сюда, — гробовщик придвинул к обеденному столу стул. — Так вы будете справа от меня, и мне будет лучше слышно. Если не возражаете, конечно.

Кампьен сел, а Джес обошел стол и сел во главе его на свое место. Его белые кудряшки мягко светились в уютном полумраке, а в развороте широких плеч ощущалось какое-то особое достоинство. В недрах своего дома его самоуверенность, при всем показном уничижении, стала еще заметнее. Он восседал на хозяйском месте — анахронизм, неправдоподобный и гротескный, как карета, запряженная четверкой лошадей.

— Мейджерса тоже нет, — проговорил он. Его маленькие голубые глазки глядели с острым любопытством. — После трагедии, которая случилась напротив, он заскочил на секунду перекинуться парой слов. И с тех пор мы его не видели. Я думаю, вы знаете об этом, сэр?

Кампьен кивнул, но воздержался от каких-либо замечаний. Джес отвесил гостю поклон — никаким иным словом не назовешь это элегантное движение головы. И тут же повел наступление с другого фланга.

— Ужасная история! Бедный, бедный Уайлд. Он не был нашим другом. Но это было очень близкое шапочное знакомство, если можно так выразиться. Мы много лет бок о бок занимались на этой улице каждый своим бизнесом. Я сам не присутствовал на предварительном разбирательстве, но из уважения к собрату послал туда Роули — сына. «Самоубийство на почве помрачения рассудка» — самое милосердное постановление в таких случаях.

Он крест-накрест сложил руки на клетчатой скатерти и опустил долу свои глаза-буравчики.

— Мы его будем хоронить завтра утром, — продолжал он взятую линию. — Думаю, что мы не получим за это ни пенса. Но похороны будут такие же, как если бы нашим клиентом были вы, сэр. С одной стороны — доброта, мистер Кампьен, с другой — соображения дела. Каким бы печальным это ни показалось, но — думаю, вы даже вряд ли это подозреваете, — что для всех прочих трагедия, для нас — лучшая реклама. Сотни людей приходят посмотреть на процессию, и она запечатлевается у них в памяти. И мы изо всех сил стараемся не ударить в грязь лицом.

Эта новая деловая нотка в речи хозяина несколько удивила Кампьена. Он ожидал, что Джес предпочтет для разговора тон приятельского чаепития. Рискуя совсем этот тон разрушить, Кампьен запалил свою первую шутиху.

— А скажите, Джес, — начал он, — что у вас было перекинуто через руку, когда вы шли на свидание с вашим близким знакомым позавчера в два часа ночи?

Старик не выказал никакого удивления, а только одарил гостя недоброжелательным, укоризненным взглядом.

— Этот вопрос я ожидал бы услышать от полицейского, мистер Кампьен, — сказал он насупясь. — Вы уж меня простите, он бы задал его куда более деликатно. Пусть каждый профессионал занимается своей собственной черной работой — вот о чем я сейчас подумал.

— Очень верно замечено, — отозвался Кампьен. — Давайте тогда без околичностей перейдем к позавчерашней ночи, именно к двум часам пополуночи.

Джес рассмеялся — его веселый, грубоватый и вместе порицающий смех сбивал с толку — и неожиданно произнес:

— Как говорится, ничто человеческое нам не чуждо.

Гробовщик собрал воедино все свои прегрешения и утопил их в море безбрежном грехов человеческих.

— Полагаю, нас заметил мистер Коркердейл, поставленный охранять дом Палинодов? — бросил он пробный шар.

Сухощавый человек в роговых очках пропустил вопрос мимо ушей, и укоряющая улыбка Джеса стала еще шире.

— Я бы не сказал, что было так поздно, — продолжал он. — Хотя кто его знает. У нас был Мейджере, если вы помните, первый раз за тридцать лет. Мы долго вспоминали дорогую покойницу. И Мейджере вдруг забылся тяжелым сном, можно сказать, впал в ступор, бедняга. — Гробовщик замолчал, его маленькие глазки обшарили лицо Кампьена — не потеплело ли оно. Ничего не обнаружив, он двинулся дальше. — Вы помните, мистер Кампьен, я вам сказал в ту ночь, что у меня получилась осечка с гробом?

— По-моему, вы хотели навязать его мне?

— Навязать? Вам? Это я пошутил. Мы взяли гроб из подвала, чтобы не случился конфуз с покойником на Лансбери-террас. Роули напомнил мне, что у нас есть готовый гроб, запертый на замок через дорогу. «Но перед тем как его взять, — сказал я сыну, — заглянем к мистеру Уайлду, у нас еще есть время, отнесем то, что я ему обещал».

Опять воцарилась пустая пауза: Кампьен слушал внимательно, но лицо его не выражало никаких эмоций. Джес перешел на более доверительные интонации.

— Вы, мистер Кампьен, как и я, человек широких взглядов. И вы меня поймете, я знаю. Бедняга Уайлд был большой аккуратист. Неряшество его раздражало. У него над аптекой была комната, выходившая на улицу. А шторы на окнах были хуже половой тряпки. Я иной раз подсмеивался над ним. Ну вот… — Он понизил голос.

— В нашем похоронном деле мы употребляем, как вы, вероятно, знаете, хлопчатобумажную ткань очень хорошего качества. Короче говоря, я обещал ему несколько ярдов — чтобы фасад у него выглядел прилично. В конце концов, для гробовщика не безразлично, как выглядит его улица. Я отнес ткань ночью, чтобы никто из соседей не позавидовал. А когда отправляли тело в морг, увидел, что Уайлд не успел повесить шторы, и унес ткань домой. Я могу сию минуту показать ее вам. Она в мастерской. Теперь вы знаете, что мы делали на улице в два часа ночи.

Он закончил эту явную ложь чуть ли не с упоением и откинулся на стуле, весьма довольный собой.

— Да-а, — произнес Кампьен, и нельзя было понять, этим «да» он принимает рассказ или отвергает его. — Я хотел спросить у вас еще одну вещь. Почему вы первым делом решили позвать на помощь меня?

Мистер Пузо окаменел. У него в глазах явственно читалась тревога. Кровь схлынула со всегда розового лица, оно стало белым как полотно, маленький рот ощерился, очевидно в знак протеста. Гробовщик был явно смущен, если не испуган, — таким Кампьен видел его впервые.

— Я, сэр? Я звал вас на помощь? — заговорил он дискантом.

— Это какое-то недоразумение. Я ничего подобного не делал. Это не значит, что мы, я и мой мальчик, не рады знакомству с вами. Мы очень даже горды. Но посылать за вами, сэр… Господи спаси помилуй! Да как бы я смел? Даже если бы у меня была причина, я просто не мог бы себе этого позволить. — Он замолчал, его крепкая рука на красно-белой скатерти заметно дрожала. — Я мог написать письмо моему родственнику — ведь мое имя стали поминать в газетах, — продолжал он. — Но если он прочитал в моих строках нечто большее, то он гораздо глупее, чем я о нем думаю. Я рад видеть вас у себя, мистер Кампьен, потому что в моих интересах все это прояснить. Но я не звал вас на помощь, сэр, нет, не звал.