Дороти Сейерс - Срочно нужен гробовщик [Сборник]

Кампьен был этим явно доволен.

— Женщина у вас? — спросил он.

— В камере. Исходит слезами. — Люк дернул плечами. — Мы допрашивали ее почти всю ночь, и теперь у нас наводнение. Странная все-таки вещь, на бумаге соловьем разливается, а на допросе молчит как рыба. За три часа ничего не могли из нее вытянуть, кроме «О Господи!».

Люк все-таки сдался на уговоры, сел в кресло и усилием воли открыл пошире глаза.

— Она призналась? — спросил Кампьен.

— Призналась. Мы нашли у нее бумагу, чернила и конверты, а также промокашку с отпечатком измененного почерка. Она отказалась выходить на улицу до вечера. Сидела дома, надувшись как мышь на крупу, — с этими словами он надул щеки, насупился и руками описал полушария, изобразившие поднятую корсетом грудь. — В конце концов она все-таки раскололась. И из нее как посыпалось. И все про капитана, какой он милый, какой доверчивый, как его все обманывают. Он тронул ее до глубины души, и она сделала то, чего ни в коем случае делать нельзя. Она это понимает, ведь она получила хорошее воспитание… Как только этим старикам удается вызывать у женщин такие чувства! Выворачивают, наверное, пустые карманы и жалобно хнычут.

Он удобнее уселся в кресло, поправив подушки; веки пока еще удавалось держать приоткрытыми.

— Но справедливости ради надо признать, эта женщина обведет вокруг пальца кого хочешь. Думаю, что он понятия не имел, какую кашу заваривает, сидя перед этим шаманским кристаллом. Скорее всего, просто нес всякий бред, словом, интересничал.

— Г-м, — протянул Кампьен. — А как двигаются дела с ее братцем?

Люк нахмурился.

— Губошлепа мы прозевали, — признался он. — Пока она впускала нас в парадную дверь, он выскользнул через заднюю. — Ему, конечно, от нас не уйти. Но все-таки досадно.

— Он вдохновитель этих писем?

В красных, усталых глазах Люка зажегся интерес к этой новой идее.

— Я… я не думаю. Никакого намека на это. Мне кажется, письма — собственная инициатива прорицательницы. Это-то меня больше всего и злит. У нас как бывает — ухватишь настоящую ниточку, и дело пошло распускаться, как тетушкина кофта. А здесь? Куда нас эта нить привела? Перезрелая красотка со злокозненным характером втюрилась, как школьница, в капитана и стала брызгать ядовитой слюной. Он, конечно, был с ней не очень любезен. Это очевидно. Она, правда, сказала только, что начала у него лечиться и передумала. У нее что-то с желудком. Надо признать, он недостаточно терпелив с пациентками, склонными к истерикам. Я это давно знаю. Так что дело опять зашло в тупик.

— Ну, не скажите. Ведь письма-то не обманули. Она обвинила доктора, что он не заметил насильственной смерти. И он таки действительно не заметил. Одной злокозненности эти письма приписать нельзя.

— Это исходит от капитана, — гнул свое Люк. — Вот почему я так хочу скорее допросить его. Возможно, на сеансах она выуживала из него то, чего он и сам не подозревал. Капитан ведь приходил к ней дважды в неделю, изливал свои горести. Мог забыть, что сказал прошлый раз. А она помнила. Ну и постепенно составила себе некую картину. Ведь губошлеп-то не мог знать, что делается в семействе Палинодов.

Кампьен спорить не стал, а поспешил одеться.

— Когда мисс Конгрив предстанет перед магистратом? Вы там будете?

— В десять. С ней пойдет Порки. Проследит, чтобы ее отпустили на поруки. У вас есть для меня задание?

— Позвольте дать вам совет, — улыбнулся Кампьен. — Поспите в моей постели часок-другой. Когда проснетесь, капитан будет если не любезен, то, во всяком случае, вполне контактен. А я тем временем займусь разработкой одной идеи — сегодня ночью пришла мне в голову. Где можно найти вашего коронера?

На губах Люка замерли слова протеста. У него была отличная выучка, и он не стал ничего спрашивать. Но сейчас же выпрямился в кресле, готовый немедля действовать.

— На Барроу-роуд, 25, — выпалил он. — У меня сейчас свободны несколько полицейских. Возьмите их на помощь. Пусть делают всю черновую работу.

Из ворота рубашки появилась приглаженная голова Кампьена.

— Не придавайте значения тому, что я вам сейчас сказал. Возможно, я и ошибаюсь, — поспешил он охладить пыл инспектора.

К девяти Кампьен позавтракал и, выйдя на крыльцо, столкнулся с миссис Лав, преградившей ему дорогу с неизменным ведром в руке. В честь нового дня на ней был небесно-голубой чепец и белый комбинезон. И как всегда, она забавляла его веселым лукавством.

— Гости у нас сегодня, — прокричала она, глядя на него подслеповатыми глазками, и добавила шепотом, прошипевшим, как осыпавшийся песок. — Народу будет из-за убийства! Народу, говорю, будет! — Она рассмеялась как нашкодивший мальчишка, в ее розовом лице так и прыгали озорные чертики. — Не забудьте о празднике. Возвращайтесь пораньше. Возвращайтесь пораньше, говорю!

— Я скоро вернусь, — заверил он ее и, сбежав по лестнице, окунулся в пронизанный солнечным светом туман.

Но Кампьен ошибся. Утренний поход к коронеру занял у него довольно много времени и вылился в целую цепь визитов, потребовавших от него немалой изобретательности и такта, чем, к счастью, Бог его не обделил. Он обошел и расспросил дюжину чьих-то родственников, разыскал чьих-то приятелей, но от последних почти ничего не добился. Тем не менее возвращался он на Эйпрон-стрит, уже залитую красными закатными лучами, легким, взволнованным шагом.

Дом Палинодов, показалось ему, полыхает малиновым пламенем. Толпа возле него увеличилась. Коркердейл вместе с подкреплением в виде двух одетых в мундир полицейских держали под охраной ворота и ограду сада; парадная же дверь, к которой вели ступени, была соблазнительно распахнута. Conversazione мисс Эвадны началась.

Атмосфера внутри была необычная. Все двери в доме раскрыты настежь — самое безыскусное и наглядное гостеприимство. Кто-то — наверняка Кларри, подумал Кампьен, — поставил на стойку в начале перил старинный медный подсвечник с четырьмя рожками. Пламя свечей на сквозняке мигало и колыхалось, они быстро оплывали, но в общем вид у них был довольно веселый.

Не успел Кампьен ступитьна циновку, навстречу ему из гостиной выскочила Рене. Одетая во все черное, она выглядела на удивление великолепно; ее наряд оживлялся только крошечным белым фартуком, украшенным розовыми бутонами. Он было подумал, что в ней проснулась актриса и она вошла в роль домоправительницы из какой-то пьесы. Но первые же слова мисс Роупер показали, что он ошибся.

— Ах, это ты, дорогой! — воскликнула она, беря его за руку. — Благодарение Богу, есть еще люди, способные соблюдать приличия. Во всем доме я одна оделась в траур. И они не бессердечны, они просто все время заняты. Так что у них даже минуты нет о чем-то подумать. Надеюсь, ты меня понял?