Агата Кристи - Том 6

«А что ему понадобилось там, в имении Хорбари? Что ему там нужно?»

На следующее после дознания утро Джейн с трепетом в душе явилась к мсье Антуану.

Субъект, которого все знали под именем Антуана (на самом деле его звали Айк Эндрю Лич) и чья принадлежность к иностранцам, основывалась лишь на том, что мать его некогда жила во Франции, приветствовал Джейн, зловеще насупившись. Он любил говорить на ломаном английском, каким разговаривают в подворотнях Брутон-стрит, и всегда бранил Джейн как «complete imbecile».

Какого дьявола ей понадобилось лететь самолетом? Что за идиотизм! Ее шальная выходка причинит вред его заведению. Когда его раздражение достигло точки кипения, Джейн увидела, что ее подруга Глэдис подмигнула ей.

Глэдис была воздушной блондинкой с несколько надменными манерами и томным, глубоким, профессионально вежливым голосом. Впрочем, в домашней обстановке ее голос звучал весело и чуть хрипловато.

— Не волнуйся, милая, — успокоила она Джейн. — Старый грубиян сидит на заборе и ждет, откуда ветер подует. А я уверена, что подует вовсе не оттуда, откуда он ожидает! Так, так, дорогая! Ах, досадно! Явилась моя дьяволица, черт бы ее побрал. Конечно, она, как всегда будет сто раз раздражаться. Надеюсь, она хоть не привела с собой свою проклятую болонку!..

В следующее мгновение Глэдис уже приветствовала постоянную клиентку расслабленно-отчужденным тоном:

— Доброе утро, мадам! Как, разве вы не принесли с собой своего маленького ласкового китайского мопса? Может, мы начнем с мытья головы и приготовим все для мсье Анри?

Джейн ушла за перегородку, где женщина с выкрашенными хной волосами, разглядывая в зеркале свое лицо, говорила приятельнице:

— Дорогая, мне кажется, что сегодня у меня ужасный вид...

Приятельница ее, со скучающим видом листавшая страницы «Sketch» трехнедельной давности, равнодушно отвечала:

— Неужели, милая? А мне кажется, вид у тебя точно такой, как всегда.

Когда вошла Джейн, скучавшая подруга прервала вялый обзор «Sketch», подвергла Джейн пристальному исследованию, затем сделала вывод:

— Милая, это она, я уверена.

— Доброе утро, мадам, — произнесла Джейн с той веселой легкостью, которой от нее ожидали и которую она уже научилась изображать совершенно машинально, безо всякого усилия. — Мы вас так давно здесь не видели. Полагаю, вы отдыхали где-то за границей?

— В Антибе, — ответила женщины с крашенными хной волосами, тоже глядевшая на Джейн с искренним интересом.

— Как хорошо! — воскликнула Джейн с наигранным воодушевлением. — Мы сегодня будем мыть голову и делать укладку или красить?

На мгновение отвлекшись от созерцания Джейн, женщина с крашенными хной волосами повернулась к зеркалу:

— Пожалуй, красить я приду на следующей неделе. Боже, как ужасно я выгляжу!

Ее приятельница сказала:

— Но, дорогая, чего же ты хочешь? Ведь сейчас утро...

— Ах, — вмешалась Джейн, — не огорчайтесь, вы себя не узнаете, когда мсье Жорж вас обработает!..

— Скажите, — крашенная женщина подвела итог своим наблюдениям, — вы и есть та самая девушка, которая давала показания вчера на дознании? Это вы были в самолете?

— Да, мадам!

— О, как интересно! Ну, расскажите поскорее нам обо всем!

Джейн постаралась угодить.

— Что ж, мадам, это на самом деле было ужасно... — начала она; по ходу рассказа ей пришлось отвечать на дополнительные вопросы: а как выглядела старая женщина? А правда ли, что в «Прометее» летели два французских детектива и что убийство Жизели имеет самое прямое отношение к скандалам во французском правительстве? А была ли на борту самолета леди Хорбари?

Действительно ли леди так красива, как говорят? А как она, Джейн, думает, кто убийца? Говорят, дело не предают широкой огласке и что-то от публики скрывают «по правительственным причинам» и т. д. и т. д...

Это было началом множества других испытаний, которым подверглась в то утро Джейн. Всем было интересно поговорить с девушкой, которая летела в том самом «Прометее». Каждая клиентка могла потом похвастать: «Ассистентка моего парикмахера — та самая девушка... Знаешь, милая, будь я на твоем месте, я непременно тоже пошла бы туда и сделала бы у нее хорошую прическу. Ее зовут Джейн... Этакое юное создание с громадными глазищами. Она обо всем тебе подробно расскажет, если ты ее хорошенько порасспросишь...»

В конце недели нервы Джейн начали сдавать. Иногда ей казалось, что, если придется еще раз повторить свой рассказ, она не выдержит и запустит сушилкой в того, кто станет ее расспрашивать.

В конце концов она отыскала наилучший способ отвести душу: подошла к мсье Антуану и дерзко потребовала прибавки к жалованью.

— Что? Вы еще имеете наглость так говорить! Да я держу вас здесь только по доброте сердечной! Вы оказались замешаны в деле об убийстве!!! Другой, менее добросердечный хозяин немедленно уволил бы вас!

— Вздор! — невозмутимо сказала Джейн. — Я сейчас в вашем салоне как приманка, и вы это прекрасно знаете. Если хотите, чтоб я ушла, пожалуйста, я уйду. Я легко получу то, что я требую, у мсье Анри или в салоне Рише.

— А как о вас там узнают? Не слишком ли много вы возомнили о себе?!

— На дознании я познакомилась с одним-двумя репортерами, — сказала спокойно Джейн. — Один из них в своей газете сообщит моим клиентам о том, что я перешла работать в другой салон.

Опасаясь, что впрямь так может случиться, мсье Антуан, ворча, вынужден был согласиться на требования Джейн. Глэдис сердечно поздравила подругу.

— Тебе все это пошло на пользу, дорогая! — сказала она. — Ты проявила твердость характера — и вот добилась своего, я начинаю восхищаться тобой.

— За себя я смогу постоять, — сказала Джейн, и ее подбородок горделиво задрался кверху. — Это я всегда могла.

— Трудное дело, дорогая, — сказала Глэдис. — Но не осложняй отношений с Айки Эндрю. Конечно же, после этого он вынужден будет ценить тебя еще больше. Кротость и так ничего не значит в жизни, недопустимо, чтобы она доставляла еще и неприятности.

С этого времени рассказ Джейн о событиях в «Прометее», повторявшийся ежедневно с небольшими изменениями, стал для нее привычной актерской ролью.

...Обещанные обед и театр с Норманом Гэйлем прошли более чем удачно.

Это был один из тех незабываемых вечеров, когда каждое слово казалось откровением и обнаруживало полнейшее сходство симпатий, взглядов и вкусов. Оказывается, оба всю жизнь любили собак и не терпели кошек. Ненавидели устрицы и обожали копченого лосося. Предпочитали Грету Гарбо и не симпатизировали Кэтрин Хэпберн. Им не нравились располневшие женщины, и они восхищались черными, как смоль, волосами. Их раздражали покрытые ярко-красным лаком ногти. Они не выносили резких голосов, шумных ресторанов и негров. Медлительно-неуклюжие автобусы устраивали их больше, нежели душный, тесный метрополитен. Столько общего! Им это казалось почти невероятным.