Эллен Макклой - Макклой Э. Убийство по подсказке. Уэстлейк Д. «361». Макдональд Д. Д. «Я буду одевать ее в индиго»

Следующий исполнитель. Доктор Лорек. Галстук развязан, твердый, накрахмаленный воротничок расстегнут, а пот, пропитавший розовую пудру и жирный грим, превратил лицо в какую-то ярко-красную сияющую массу. Сев, он провел пятерней по волосам каким-то нервным жестом, который безвозвратно нарушил нарядные, аккуратно вздыбленные гребенкой волны. Казалось, он был сильно расстроен, но всем своим видом давал понять, что он абсолютно невиновен.

— Мистер Тейт, вам знакомы эти вещи? — Фойл указал на одежду Владимира, разложенную на столе.

— Нет.

— Вы никогда не видели этот предмет? — и Фойл протянул Тейту портсигар. Род повертел его в руках, не сознавая, что оставляет на нем превосходные свежие отпечатки своих пальцев, и вернул инспектору. Отрицательно покачав головой, твердо сказал: «Нет».

— Мистер Тейт, во время спектакля, в первом акте, находясь на сцене, вы подходили к актеру, играющему роль Владимира. Был ли он жив в этот момент или нет?

— Боже, я… я не знаю…

— Вы хотите сказать, что, находясь близко от человека, почти рядом с ним, не в силах сказать, дышит он или нет?

— Но ведь там почти не было света, какой-то полумрак! — воскликнул Род. — Он был загримирован под труп. Владимир должен был играть умирающего человека — полузакрытые глаза, неподвижное, одеревенелое тело… Когда люди лежат, то дышат очень тихо. По сути дела, нельзя определить, дышит в таком положении человек или нет, если только он не страдает одышкой или не храпит во сне. Разве я могу вам сказать — играл ли он роль умирающего или же на самом деле умер? Я вообще об этом тогда не думал. У меня была своя роль…

— Но постарайтесь подумать об этом теперь, — предложил Фойл.

В разговор вмешался Базиль.

— Давайте разберемся во всем постепенно. Когда вы в первый раз вышли на сцену, то сняли верхнюю одежду — шляпу, пальто, перчатки. Насколько я помню, вы снимали все нарочито медленно и сложили свои вещи на стуле. Что, это была ваша собственная идея или так того требует сама пьеса?

— Нет, это была идея Мильхау. Он — режиссер, Леонард в роли Греча должен был второпях вбегать на сцену, на ходу стащить свои рукавицы и засунуть их за шин:, чтобы освободить руки и при необходимости пустить к ход револьвер. — Род улыбнулся. — По мысли Мильхау, полицейский в сцене убийства должен проявлять какую-то дисциплинированную торопливость. Я же, по его смыслу, должен был спокойно войти в гостиную, методически снять верхнюю одежду, аккуратно сложить ее на стуле — то есть представить таким поведением профессионала, который если и торопится, то медленно. Нужен контраст. Понимаете?

— Таким образом, режиссер Мильхау предполагал, что вы должны снять перчатки? — продолжал излагать свою мысль Базиль.

— Да, конечно. — Этот вопрос, судя по всему, озадачил Рода.

— Потом вы вошли в альков и… продолжайте, начиная с этого места.

— Я приблизился к кровати и в этот момент впервые взглянул на Владимира, — продолжал Родней Тейт. — Мне показалось, что он отлично играет. Он действительно умирал, но как он это замечательно делал! Он был абсолютно недвижим, не произносил ни единого слова, даже шепотом. Лицо его было каким-то расслабленным и отрешенным. Обычно когда играешь на сцене мертвого, все время так и подмывает чихнуть — нервы, конечно, — и эта вполне естественная реакция заставляет вас напрягать мышцы лица. Я взял его руку, поднял, чтобы пощупать пульс…

— Ну и вы почувствовали пульс?

— Не знаю! Черт побери, я ведь не доктор! Я, конечно, прошел краткосрочные медицинские курсы, как и нее остальные, но я не в состоянии ни найти пульс, ни измерить давление, уверяю вас. Я просто «сыграл», что определяю частоту его пульса. Вообще-то я его не почувствовал.

— Вам не следовало поднимать его руку, — сказал Базиль, — легче найти пульс у человека, когда рука его лежит или свисает с кровати. Была ли его рука тяжелой, такой, как у мертвеца?

— Нет, она была расслаблена. Но она и должна быть слабой, безвольной. Этого требует роль.

— Но она не была одеревенелой?

— Нет, что вы!

— А кожа была теплой?

— Да.

— Что случилось потом?

— Я поднял его правое веко. Ну, как это обычно делают доктора.

— И тем не менее вы не можете сказать, был он жив или нет! — саркастически заметил Фойл.

— Трудно определить, жив человек или уже мертв, когда он находится на грани смерти, — напомнил Базиль инспектору. — Даже опытные доктора, обнаруживающие все признаки смерти, в такие минуты могут допустить ошибку. Скажите, мистер Тейт, двигалось ли глазное яблоко? Расширился ли зрачок?

— Не знаю, не скажу. Я твердо помню, что он изо всех сил старался лежать как можно тише и неподвижнее.

— Ну и что произошло потом?

— Я попросил принести горячей воды и сделал вид, что выписываю рецепт. Затем я открыл хирургическую сумку, вытащил оттуда тот зонд, которым, как вы мне объяснили, настоящий хирург воспользовался бы на моем месте, отвернул стеганое одеяло до ключицы и стал играть сцену «извлечения пули из его шеи». Затем я наложил тампон на то место, где по разработанному сценарию должна находиться рана, — просто кусочек марли, на повязку. В этот момент я вышел из алькова, чтобы посоветоваться с Гречем, что нам делать. Через несколько минут я вернулся к раненому с кувшином горячей воды и с тем лекарством, за которым посылал слугу, сделал вид, что промываю рану, и наложил более плотный тампон. Потом я немного посуетился возле него, пощупал снова его пульс, сделал вид, что вливаю несколько капель лекарства в рот, прошел по сцене, подошел к ее правому краю и громко объявил, что пациент мертв.

— По сцене, к ее правому краю? — уточнил Фойл.

— Да, я подошел к самой рампе, — продолжал рассказывать Род.

— Направо — это значит «направо» на сцене, когда я стою перед зрительным залом. Для зрителей это означает «налево».

— Естественно, — улыбнулся Базиль. — После этого вы подходили еще раз к Владимиру?

— Нет, я просто стоял там, возле рампы, пока не дали занавес. Потом я вышел на первый вызов вместе с Вандой и Леонардом, — остальное вам известно.

— Судя по вашему рассказу, Владимир ни разу не пошевельнулся за весь тот промежуток времени, в течение которого вы находились рядом с ним. Может, сейчас вам легче вспомнить какой-то его жест? Ну, скажем, не моргнул ли он? Может, дернулись губы, он пошевелил пальцем? Не заметили ли вы отталкивающий рефлекс при вашем к нему прикосновении?

Род на несколько мгновений закрыл глаза. Вдруг он внезапно их открыл и решительно мотнул головой.

— Я предупреждаю заранее, что вы не должны руководствоваться в своем расследовании тем, что я сейчас скажу. Ведь это что-то вроде попытки вспомнить сон. Образ настолько расплывчат, неуловим, что нельзя особенно сильно стараться ухватить его. Если, совершая усилие над собой, вам кажется, что вы что-то вспоминаете, то на самом деле это может оказаться чистой фантазией. Мне кажется, что он был недвижим, но я не могу в этом поклясться. Я не обращал на него особого внимания и не могу ничего придумывать, так как если он в тот момент не двигался, то это означает, что либо Ванда, либо Леонард покончили с ним до моего появления возле кровати умирающего, а моя клятва подвергнет их жизни опасности!