Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось

– Пока ничего нет, – проговорил он. – Придется взять образцы со всех, может быть, лаборатория поможет.

– И у нас тоже ничего, – откликнулся Стабиньш.

Вдалеке послышался звук мотора. Он приближался, набирал силу.

– Четырнадцатая едет, – сказал диспетчер. – По голосу слышу. Едет, чтобы на утренней проверке была в строю. Не иначе, привез сторожихе плитку шоколада, чтобы впустила, хитрюга!

– Выключить лампы! – скомандовал Соколовский. – И тишина! Пусть заезжает.

Перед гаражом мотор смолк. Скрипнули ворота. Луч утреннего света протиснулся между створками ворот и, расширяясь, как бы расталкивал их. Стал виден рослый молодой парень, левой рукой отворявший ворота. Капитан Соколовский включил лампу, в упор направив луч на шофера.

– Стоять! – крикнул он. Щелкнул пистолет, досылая патрон.

Шофер и не пытался бежать. Ошеломленный, он остановился и лишь смотрел на окруживших его широко раскрытыми от страха глазами. Соколовский подошел вплотную. С другой стороны к шоферу приблизился Стабиньш.

– Имя? – спросил он.

– Уступе. Антс Уступе, – вместо шофера ответил диспетчер.

Соколовский сунул пистолет в карман.

– Где мотаешься по ночам? Где был? – спросил диспетчер.

Уступе открыл рот, но не издал ни звука.

Стабиньш сел в кабину, завел машину в гараж и поставил на свободное место над ямой. Майор Ваболе с инструментами и лампой скрылся под машиной.

– Быстро сюда! – через несколько секунд взволнованно позвал он. – И быстро давайте понятых!

Под машину полезли диспетчер и сторожиха, пожилая женщина, подбежавшая, услышав голоса и увидев свет.

Уступе все еще стоял, вытаращив глаза, опустив плечи, побледнев. Левой рукой он так стиснул ручку двери, что рука побелела.

Соколовский, сунув руку в карман, остановился у него за спиной.

Было тихо. Только под машиной шумно дышал майор, что–то соскребавший с переднего моста. Вскоре он вместе с двумя понятыми выбрался на поверхность, держа в руках четыре пробирки и две коробочки.

– Загоните на эстакаду! – велел он. – И дайте свет посильнее.

И, подойдя к Уступсу, коротко сказал:

– Пошли!

XVII

Недоверчиво глядя на следователя, Антс Уступс кусал губы.

Розниекс выключил магнитофон и посмотрел на часы.

– Вот уже битый час мы с вами не можем выяснить, где же вы находились ночью с двадцать четвертого на двадцать пятое число.

– Дома! – пробормотал Уступе. – У меня малые дети, их нельзя оставлять одних.

«Ну хоть говорить начал, и на том спасибо. Значит, есть надежда. Показания – любые, даже выдуманные с начала до конца, все же лучше молчания. Их можно анализировать, сравнивать, ставить под сомнение, опровергать. Анализируя ложные показания, порой можно прийти к истине. Надо только понять, почему подозреваемый выдвигает именно такую, а не другую версию, и что он за ней скрывает».

– Это было легче легкого проверить, – сказал следователь. – Дома вас не было, дети уже неделю находятся у вашей тещи в Елгавском районе.

Уступе съежился, как от удара плетью, опустил глаза и покраснел.

«Низколобый тип, врет неумело и хаотично. Что дальше?»

– Я… я был дома один, – выдавил Уступе, злясь на самого себя за то, что не может придумать ничего боле хитрого. – А раньше, правда, оставался с детьми, пока теща их не увезла…

– И это неправда, – ответил Розниекс. – Вашу машину во дворе не видели с тех пор, как жена легла в больницу.

Уступе поерзал на стуле.

– Машина стоит не во дворе, а в гараже, – отбарабанил он. – Согласно инструкции! – И посмотрел на следователя в ожидании.

Розниекс сидел спокойно, положив руки на стол ~ светловолосый, усталый, в хорошо сшитом кителе, гладко выбритый, без модных усов и бороды; его серые глаза пристально смотрели на Уступса, фиксируя каждое движение его лица.

– По инструкции, безусловно, так оно и должно быть. Но в действительности вот уже больше месяца ваша машина почти каждую ночь в гараж не возвращается. Не было ее там и в ночь на двадцать пятое. Отметку в журнале о том, что машина вернулась вечером после работы, диспетчер Лейнерте сделала лишь наутро – после того, как вы ее об этом попросили.

Уступе сидел, уставившись в одну точку на стене. – Итак, где вы были с машиной двадцать четвертого с десяти до двенадцати вечера? – раздельно проговорил Розниекс. Вновь заданный вопрос прозвучал более значительно.

Уступе чувствовал, что ему трудно дышать. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, вымученной.

– Я живу далеко от гаража. И во дворе держать машину нельзя, соседи ругаются, что утром мешаю спать, когда завожу.

– Где же была машина? – настаивал Розниекс. Уступс помедлил:

– «На площади, у новых домов.

Это прозвучало неубедительно, и Уступс безнадежно махнул рукой.

– Кто же это запрещал вам держать машину во дворе? – покачал головой следователь. – Двор большой, и машину вы ставили за сараями, там она никому не мешала. Но ночью двадцать четвертого ее там не было.

Уступе молчал.

«Слишком примитивная защита, у него нет заранее заготовленного варианта, какой разрабатывают опытные Преступники прежде, чем пойти на преступление. Но на дурачка он тоже не похож».

Розниекс снова включил магнитофон.

– Начнем сначала, – сказал он. – Двадцать четвертого вы работали с утра до четырнадцати.

– Да.

– А потом?

– Поехал к жене в больницу.

– А оттуда – к детям, в Елгавский район?

– Да.

– А оттуда?

Уступе дрожащими пальцами зажег сигарету, выпустил дым и зло процедил сквозь зубы:

– Не скажу!

– Вы вообще можете ничего не говорить. Закон дает обвиняемому такое право. – Голос Розниекса стал жестким: – Но учтите: кровь сбитой женщины, ее волосы и другие доказательства обнаружены на вашей машине. Отпечаток протектора на одежде пострадавшей тоже изобличает вас. Суду этого будет достаточно.

– Обвиняемый? Я – обвиняемый?… Кровь на моей машине? – непослушными губами прошептал Уступе. – Никого я не сбивал! – крикнул он, вскочив. – Нет, слышите? Нет! – В глазах его был ужас. – Я заметил бы! Не может быть! – и он медленно опустился на стул.

– Пили в ту ночь?

– Нет! Не пил! И никого не сбивал! Слышите! – Он обхватил голову руками, медленно раскачиваясь на стуле.

– Что вы делали близ станции Пиекрастес?

– Я там не был!

– И вообще никогда не бывали?

– Нет, оставьте меня в покое! В тот проклятый день, двадцать четвертого сентября, который вас так интересует, я там не был. Хотите пришить мне дело, ищете, на кого повесить? Нет и нет! – закончил он хрипло.

– Послушайте, Уступе! – медленно, спокойно проговорил Розниекс. – Может, перестанем играть в прятки? Я уже сказал: улик достаточно. Следы, найденные на вашей машине, неопровержимо свидетельствуют, что вы двадцать четвертого сентября близ станции Пиекрастес сбили женщину – Ольгу Зиедкалнс. Свидетели показывают, что вы мчались без огней, сшибли ее наземь и скрылись. И поэтому я предъявляю вам обвинение не в нарушений правил уличного движения и не в непредумышленном наезде на человека, но в предумышленном убийстве. Однажды вас уже судили за хулиганство. Так что я посоветовал бы вам подумать и начать говорить.