Пьер Вери - Завещание Базиля Крукса

Транкиль сделал вид, что не понял намека полицейского.

— Вы льстите мне, инспектор. Но вы не изложили вашей гипотезы. Не сомневаюсь, что она крепче сколочена нежели моя.

— Я не собираюсь излагать вам своей гипотезы, — заявил Пигот, покрасневший, как пион.

Вмешался Нунец:

— Пойдем! Рассуждать мы можем и по пути, а видели мы достаточно.

Они собирались выйти, как вдруг Транкиль, присев на корточки, вынул из кармана складной нож и вставил его в щель около порога. Когда он поднялся на ноги, в руке у него оказался блестящей предмет.

— Вот, что ускользнуло от ваших глаз, господа! — сказал Транкиль.

Он показал при этом новенькую монету в одну пезету.

— Всегда так, — с комичным видом продолжал старичок. — Каждый день что-либо найду, то монетку, то неиспользованную марку, то поддельную жемчужину, но никогда ничего сколько-нибудь ценного.

С этими словами он тщательно завернул монетку в папиросную бумагу и спрятал ее в карман.

Нунец не выдержал.

— Не полагаете ли вы, мосье Транкиль, — сказал он, — что пора покончить с мистификациями. Кто вы такой и почему вы так осведомлены о деле?

Француз улыбнулся.

— Кто я такой? Мосье Транкиль. Я был, как имел честь уже докладывать вам, архивариусом. Но полученное мною наследство позволило мне оставить службу и заняться тем делом, которое я страстно люблю — разрешением сложных положений.

Таких положений, слава Богу, сколько угодно. Бывают они в шахматах, бывают они и в делах вроде того, которое сейчас занимает вас. Но я люблю и крестословицы, и шарады и ребусы...

Я приехал сюда только вчера, чтобы покопаться в одной тайне. Сознаюсь, что меня привлекла не только моя мания, но и симпатия, которую я питаю к своей прелестной соотечественнице синьоре Тейа.

— А, так вот причина вашего приезда! — воскликнул Нунец. — Вас интересует дело «Альдебарана». Но кто дал вам о нем знать? Синьора Лаура?

— Нет, ваш почтенный Бартоломео.

Нунец сделал раздраженный жест.

— Не сердитесь на Бартоломео. Мы познакомились с ним в Париже, три года назад. Помните дело об ожерелье герцогини д-Акоста, которое началось в Испании и кончилось в Париже?

— Еще бы! — воскликнул Нунец. — Два месяца ни о чем другом не говорили ни в Испании, ни во Франции.

— Так вот. Тайну эту удалось раскрыть вашему покорному слуге, к которому обратился присланный вами Бартоломео.

— Припоминаю, — заметил Пигот, который теперь смотрел на Транкиля с восхищением. — И когда ожерелье была найдено, то всех поразило, как это раньше никому не пришло в голову искать его там, где оно оказалось.

— Так всегда бывает, — скромно произнес француз. — Самые темные дела решаются простейшими способами.

— Но никто не узнал о вашем участии...

— Я потребовал, чтобы мое имя не было оглашено. С Бартоломео я встретился совсем случайно. Он рассказал мне о таинственном деле «Альдебарана». Он хотел представить меня вам, но я предпочел дебютировать инкогнито. Вы не сердитесь на меня?

— Конечно нет, — горячо ответил Нунец, протягивая Транкилю руку. — Мы с инспектором направляемся сегодня после полудня на яхту. Не хотите ли присоединиться к нам? Дело настолько запутано, что заслуживает вашего внимания.

— С удовольствием, — ответил француз. — Мне очень хочется побывать в баре.

Они расстались, Нунец и Пигот сочли долгом проверить утверждения Транкиля о своей самоличности. Но сделали они это только для очистки совести. Их убеждение было уже твердо: первоначальная гипотеза об участии Транкиля в обоих преступлениях была явно нелепа.

Каучо беседовал на набережной с Пиготом и Транкилем, когда появился Нунец в сопровождении синьоры Тейа.

— Возьмите меня с собой, Нунец, — взмолился доктор. — Я, конечно, буду совершенно бесполезен, но обещаю быть послушным и не мешать. А мне так хочется скорее узнать разгадку тайны!

— Что же, идем! — сказал Нунец, сжалившись над толстяком.

Родериго еще издали увидел приближение шлюпки.

— Какие вести несете вы, Нунец? — спросил он.

— Новости есть, — ответил начальник полиции, — но не блестящие. Мне придется задать вам несколько вопросов. Затем мы вновь осмотрим бар при участии мосье Транкиля, знаменитого французского сыщика-любителя.

— Желаете поставить мне вопросы? К вашим услугам!

— Первый вопрос. Сегодня около четверти седьмого видели, как вы направлялись на шлюпке к «Альдебарану». Нам очень важно знать, с какой целью вы посещали сегодня ночью Сантандер?

— Но я не был сегодня ночью в Сантандере, Нунец. Клянусь честью! Я чувствовал себя очень усталым, так как не сомкнул глаз в предыдущую ночь, и спал до 7 часов утра.

— Родериго, — раздраженно заметил Нунец, — один из моих подчиненных видел, как сегодня утром, около половины седьмого, человек в форме морского офицера причалил к «Альдебарану». С тех пор никто не покидал яхты. Этот вопрос должен быть выяснен. Можете ли вы доказать что не покидали яхты сегодня ночью?

— Но как это доказать? Я не выходил из каюты, в которой проспал крепчайшим сном до утра.

— И никто из ваших людей не стучался к вам в дверь за ночь; вернее, на рассвете?

— Никто. Не то я немедленно вам об этом сказал бы...

— Был кто-нибудь на вахте в шесть часов утра?

— Да, Козимо на руле, механик в машинном отделении. Их вахта длится от 4 до 8 часов утра.

— Прикажите позвать этих людей. Начнем с механика. Пигот, допрашивать будете вы.

Вскоре показался голландец ван Хаас. Он казался очень усталым и держался рукой за щеку. Ему было, видимо, не по себе.

— Ван Хаас, — холодно произнес Пигот, — я сейчас задам вам вопрос и прошу тщательно обдумать ваш ответ.

— Слушаюсь, но я не сделал ничего дурного.

— Это мы увидим. Вы были на вахте с 4 до 8 утра?

— Точно так. В машинном отделении.

— Что вы делали?

— Как что? Что полагается делать на вахте.

Человек был явно смущен и переминался с ноги на ногу.

— И тем не менее, вы спали от шести до семи...

Ван Хаас вытаращил глаза, топнул ногой и воскликнул.

— Спал? Я спал? С этим проклятым зубом, который чуть не свел меня с ума?

Он внезапно успокоился. На лицах присутствовавших играла улыбка.

— Верю вам. Значит, вышла ошибка. Но не заметили ли вы чего-либо особенного между четвертью и половиной седьмого?

— Нет, не заметил.

— Подумайте хорошенько. Не слышали ли вы, как приставала к «Альдебарану» лодка, а затем стука шагов по палубе?

Ван Хаас задумался.

— Лодки я не слышал, но шаги действительно слышал, так около половины седьмого.

У Пигота засверкали глаза.

— А! Так вы слышали! Но скажите, любезный, не представляете ли вы себе, кто именно разгуливал по палубе в половине седьмого? Может быть, вы случайно видели его?