Энтони Беркли - Дело об отравленных шоколадках

— А мне казалось, вы уже знаете. Разве вы не следите за нами?

— Это как сказать… — смешался Морсби. — По правде говоря, мистер Шерингэм, ваш Клуб занимается какой-то ерундой, и я решил отозвать своих людей. Нечего им зря время терять.

— Господи Боже, — тихо проговорил Роджер. — Как подумаешь, до чего ж тесен мир…

— Так чем вы занимаетесь, мистер Шерингэм? Можете вы мне сказать?

— Никак не могу, дорогой Морсби. Занимайтесь своим делом. Вас что, в самом деле интересует, отыскал ли я человека, который послал отравленный шоколад сэру Юстасу?

Морсби внимательно на него посмотрел.

— Еще бы, конечно, интересует. Если это вам действительно удалось…

— Да, удалось, — скромно подтвердил Роджер. Даже мистер Брэдли при всей своей скромности не смог бы произнести это так спокойно и просто. — Я представлю вам свой отчет, как только окончательно проясню все обстоятельства… Это было интересное дело, — прибавил он, подавив зевок.

— Действительно интересное? — спросил Морсби, и голос у него сел.

— Да, в какой-то мере. Но оказалось до абсурдности простым, когда я докопался до сути. Простым до нелепости. Значит, договорились, немного спустя я пришлю вам свой отчет. Пока же всего хорошего.

И он не торопясь покинул контору.

Надо признаться, Роджер порой невыносимо мог раздражать.

Роджер позвонил в колокольчик, начиная заседание.

— Леди и джентльмены, — сказал он, — как автор нашего эксперимента я осмелюсь себя поздравить. Все три члена нашего Клуба, которые уже выступали перед нами, продемонстрировали глубину наблюдений и тонкую аргументацию, на что не способно никакое другое официальное учреждение. Каждый из вас еще до того, как сделать свой доклад, был твердо уверен в справедливости своей версии и мог выдвинуть все необходимые доказательства в ее поддержку, и, как я полагаю, каждый из вас до сих пор остается при мнении, что его версия еще окончательно не опровергнута. Даже версия сэра Чарлза, по которой виновницей содеянного преступления является леди Пеннфазер, оставляет место для вопросов, несмотря на бесспорное алиби, которое ей создала мисс Дэммерс; сэр Чарлз имеет основание заявить, что у леди Пеннфазер есть сообщница, и привести в подкрепление своего аргумента соображение мисс Дэммерс о неблаговидных обстоятельствах, сопутствовавших ее пребыванию в Париже. В той же связи я хотел бы воспользоваться случаем и напомнить, что я ответил мистеру Брэдли вчера вечером. Я сказал, что знаю совершенно точно, что подозреваемая им женщина не могла совершить преступления. Должен внести поправку. Я не знал, точно ли это так или не точно. Но поскольку я эту женщину знаю, мысль его мне показалась невероятной.

— Более того, — смело продолжал Роджер, — у меня есть основания догадываться о причине ее увлечения криминалистикой, и уверяю вас, это не та причина, которую тут перед нами излагал Брэдли. Я должен был сказать, что ей нельзя инкриминировать убийство, так как это психологически с ней несовместимо. Конечно, факты неопровержимы, а психологическая несовместимость вещь недоказуемая. Мистер Брэдли и по сию пору имеет право предполагать, что эта дама преступница. Во всяком случае, она определенно остается в списке подозреваемых.

— Я согласен с вами насчет этой, как ее, психологической несовместимости, Шерингэм, — заметил мистер Брэдли. — Я так вчера и сказал. Но беда-то в том, что обвинение против нее я доказал.

— Но вы доказали обвинение и против себя, — упрекнула его миссис Филдер-Флемминг нежнейшим голосом.

— О да, но в моем случае несостоятельность обвинения меня совсем не смущает. Тут никакой речи быть не может о психологической несовместимости. Вы меня понимаете.

— Не понимаю, — сказала миссис Филдер-Флемминг. — Думаю, что не понимаю.

— Психологическая несовместимость! — мощным басом зарокотал сэр Чарлз. — Эх вы, писатели! Вы теперь так заморочены Фрейдом, что совсем забыли про человеческую природу. Когда я был молодым, никто не говорил о психологической несовместимости. А почему? Потому что точно знали, что такой штуки не существует вообще.

— Иными словами, человек, которого даже трудно вообразить в этом качестве, в определенных обстоятельствах может совершить самый неожиданный поступок, — уточнила Миссис Филдер-Флемминг. — Возможно, я немножко старомодна, но вполне с этим согласна.

— Констанс Кент, — начал сэр Чарлз.

— Лиззи Борден, — метнула свою карту миссис Филдер-Флемминг.

— Дело Аделаид Бартлетт, — достал козырного туза сэр Чарлз.

Миссис Филдер-Флемминг смешала карты и аккуратненько собрала их в колоду.

— По-моему, — сказала она, — люди, которые рассуждают о психологической несовместимости, рассматривают других людей в той же плоскости, что и персонажей своих романов, наделяя их в значительной мере собственной ментальностью, и вследствие этого никогда не могут представить себе, что то, что невозможно для них самих, может оказаться вполне возможным (при всей кажущейся невероятности) для кого-то другого.

— Тут, кстати, следует вспомнить аксиому о самой неподходящей кандидатуре в убийцы, ставшую уже избитым приемом в произведениях детективного жанра, — пробормотал мистер Брэдли. — Так что согласен.

— Может быть, послушаем версию мистера Шерингэма? — предложила мисс Дэммерс.

Роджер понял намек.

— Далее я намеревался отметить, что наш эксперимент принял весьма интересный оборот и в том отношении, что каждый из трех ораторов, выступавших со своей версией, назвал своего преступника. Итого мы имеем трех подозреваемых. Я же хочу предложить еще одного, и если мнения мисс Дэммерс и мистера Читтервика в дальнейшем совпадут с кем-нибудь из нас, то у нас будет выбор из четырех возможных. Признаюсь, я ожидал чего-то похожего, но не такого блестящего завершения. И все же, как заметил Брэдли в своем рассуждении о закрытых и открытых убийствах, в нашем деле можно искать решений до бесконечности, отчего оно становится для нас еще интересней, еще таинственней. Сам я начал свое расследование с изучения обстоятельств частной жизни сэра Юстаса. Я был убежден, что именно там следует искать ключ к отгадке тайны убийства. В этом я повторил путь Брэдли. И так же как он, исходил из посылки, что ключ надо искать в истории с оставленной им возлюбленной; я считал, что основной движущей силой данного преступления был мотив ревности и отмщения. И наконец, так же, как он, с самого первого взгляда на дело в целом, я был уверен, что преступление — дело рук женщины. Исходя из этого, я начал с женщин сэра Юстаса и был полностью поглощен соответствующими выяснениями. Я провел много не слишком благочестивых дней в той среде, прежде чем убедился, что у меня в руках полный джентльменский список его связей за последние пять лет. Составить такой список было нетрудно. Сэр Юстас, как я уже говорил, человек не скрытного характера. И все-таки, мне кажется, список не полон, потому что в него не вошло имя женщины, о которой вчера говорили, не называя ее имени. И если оно пропущено в списке, то мы можем предположить, что не только ее имени не хватает в списке, там нет кое-кого еще. Во всяком случае, мне представляется, что у сэра Юстаса, надо отдать ему должное, были проблески порядочности. Но теперь все это не имеет значения. А имеет значение лишь то, что поначалу я был убежден в том, что преступление было совершено женщиной, и притом сравнительно недавней возлюбленной сэра Юстаса. Короче, я полностью изменил свою точку зрения.