Сергей Сидорский - Осознание ненависти

Сверху спустился Холмов.

— С вами все в порядке, капитан? — встревоженно спросил он. — Я слышал, как вы кричали.

— Ну, наконец-то, дьявол вас побери! — сердито пробурчал Шердаков. — Хотел бы я знать, где вы там застряли?! Этот сумасшедший чуть было не прикончил меня.

— Прошу прощения. Могу я чем-нибудь помочь?

— Потом, все потом. Слышали, как хлопнула входная дверь?

— Да.

— Он убежал. Нужно выяснить, кого сейчас нет в доме. Сделайте это поскорее. Куда же вы, стойте! — Голос Шердакова становился все слабее и слабее. — И разберитесь со светом. Прежде всего разберитесь со светом! Не думаю, что там что-то серьезное. Ступайте!

Когда спустя десять минут Холмов вместе с доктором Энским вернулись к капитану, тот лежал на спине и, казалось, был без сознания. Но едва они попытались поднять его, Шердаков сразу открыл глаза.

— Я слушаю, — прошептал он, глядя на Холмова.

— Нет Дениса Полякова, — ответил сыщик.

Шердаков кивнул.

— Я знал это.

Шердаков кивнул вошедшему к нему в комнату Холмову и, не вынимая изо рта сигареты, пробурчал:

— Спасибо, что нашли хотя бы минутку и заглянули ко мне. С вашей-то занятостью… Я очень, очень рад! Присаживайтесь, пожалуйста. Рассказывайте.

Холмов сел на стул и невозмутимо улыбнулся.

— Как вы себя чувствуете, капитан?

— Как видите, сижу в кресле, курю сигареты, думаю. Есть, знаете ли, время обо всем подумать. Кстати, который сейчас час? Почти полдень? Так-так. Немного беспокоит слабость, но ничего страшного. Что у вас? Удалось что-нибудь раскопать?

— Да, кое-что удалось. Жаль, не осталось следов вне дома — дождь не прекращался всю ночь. Но теперь и это уже не имеет существенного значения — убийца у нас в руках.

— Вы действительно так думаете? — всем своим видом Шердаков выражал сомнение. — Разве он не убежал? Конечно, поймать его — дело времени…

— Бежал Поляков, а не убийца, — резко возразил Холмов. — И не совсем тем способом, каким вы себе представляете.

Шердаков приподнял бровь.

— Что ж, весьма любопытное заявление. Весьма. Я бы даже сказал, в некоторой степени неожиданное. Но не кажется ли вам, что оно требует определенного обоснования?

— Я готов его дать, — спокойно ответил Холмов.

— Да уж, будьте любезны.

— Прежде всего, у Полякова нет мотива.

— На первый взгляд его нет ни у кого из проживающих в этом доме. Но только на первый взгляд. Заметьте это!

— Вы правы. И именно поэтому вызывает интерес то обстоятельство, что Полякова минувшей ночью пытались убить!

— Полякова?!

— Вы не ослышались. Именно он, а не вы или я, должен был стать следующей жертвой!

Шердаков сквозь облако сигаретного дыма внимательно посмотрел на своего собеседника.

— И все-таки я не совсем понимаю…

— Как вы полагаете, капитан, что произошло в комнате Полякова после того, как погас свет? — спросил Холмов.

Шердаков положил сигарету в пепельницу, на секунду-другую задумался и вдруг лукаво усмехнулся.

— Определенные соображения на этот счет у меня, конечно же, есть. Но прежде… Прежде я бы хотел выслушать вашу версию, мой друг.

Холмов улыбнулся краешком губ.

— Хорошо, капитан. В таком случае начнем со вчерашнего обеда. Вспомните, как вел себя Поляков. Он нервничал. И едва совладал с собой, когда вы упомянули о том, что он чаще других поднимался на третий этаж! Вполне естественно, что мы оба обратили на это внимание. Действительно, его поведение говорило о многом! Зачем он туда ходил? Вот какой вопрос мы должны были перед собой поставить. Ответ, как ни странно, лежит на поверхности, и просто удивительно, что мы не сразу нашли его. Поляков писал там свою картину!

Ну и ради Бога, скажете вы. Писал себе и писал. Этаж-то ведь пустой. В конце концов, Поляков — художник. Может быть, он стремился проникнуться духом старого дома, древней легенды?

Но тогда почему Поляков нервничал, едва только речь заходила о его картине? И почему впоследствии он ее уничтожил? Может быть, потому, что на картине был изображен жуткий образ женщины-призрака? Вероятно, и поэтому тоже. Но это не было, да и не могло быть основной причиной.

Холмов замолчал, достал из кармана сигареты и закурил.

— Вчера вечером в разговоре с кухаркой я выяснил, что о привидении всерьез заговорили лишь в последнее время, когда постояльцы стали слышать по ночам чьи-то шаги. Кстати, Поляков появился здесь немногим более двух недель назад.

— И вы подозреваете, что шаги принадлежали именно ему? — спросил Шердаков.

— Да. Этим объясняется и нервозность Полякова, и то, что никто не видел картины в его комнате. Только Женя однажды забрела на пустой этаж. Вероятно, Поляков писал свою картину по ночам и всеми силами хотел скрыть ее от других постояльцев, чтобы не вызвать пересудов обывателей о его умственном состоянии. Ведь, насколько я понимаю, то, что он изобразил на картине, было действительно ужасно и у нормального человека могло вызвать неприятие, даже отвращение. Ведь моя жена, случайно обнаружив картину, потеряла сознание. И именно Поляков отнес ее в нашу комнату, а картину спрятал.

Шердаков задумчиво почесал переносицу.

— А теперь я хочу спросить вас, капитан: почему Можаев в ту ночь поднялся на третий этаж? — произнес Холмов с непривычной для него настойчивостью.

— Вероятно, полковник условился с убийцей о встрече, или его просто привлекли чьи-то шаги… Шаги Полякова? — Шердаков привстал, чуть не уронив сигарету. — Не значит ли это, что Поляков находился на пустом этаже в момент убийства?! Вот откуда его панический страх! Вот почему он уничтожил картину!

— Именно поэтому Поляков и требовал, чтобы вы замолчали. Он не хотел, чтобы к тем же выводам пришел и убийца! Но, к несчастью…

— Убийца все понял? Значит, Поляков видел и знал, кто виноват в смерти Можаева?

— Вряд ли. Если бы Поляков что-то знал, то, несомненно, рассказал бы об этом. Молчать было не в его интересах. Страх настолько завладел им…

— Но позвольте!..

— Возможно, он что-то слышал, о чем-то догадывался сам и потому заподозрил Эмму Блиссову. Глупо, конечно.

— А ведь на пустой этаж поднималась и Марта Дворская! Не угрожает ли и ей опасность?

— Нет, ни в коем случае. — Холмов нахмурился и помрачнел. — Надеюсь, опасность больше не угрожает никому в этом доме!

Шердаков достал новую сигарету и, пока раскуривал ее, с интересом наблюдал за состоянием сыщика.

— Что же произошло в комнате Полякова? — наконец спросил он.

Холмов встал и прошелся из угла в угол.

— Здесь для меня все совершенно ясно. Поляков, напуганный тем, что убийца во время нашего разговора находился в столовой и, следовательно, мог подумать, что художник видел или по крайней мере слышал убийцу, в ту ночь даже не ложился спать. Когда же погас свет, нервы его, как мне кажется, окончательно сдали. Ничем иным я не могу объяснить тот факт, что он даже не запер дверь на задвижку. Он просто сидел и ждал, втайне надеясь, что убийца все-таки не появится. Можно себе представить, что ему пришлось тогда пережить, какие картины рождались в воспаленном мозгу не обделенного фантазией художника! И когда в полной, почти абсолютной темноте дверь стала вдруг отворяться, Поляков просто потерял над собой контроль. Он бросился к окну и попытался его открыть, но шпингалет не поддавался. Тогда Поляков выбил стекло рукой и, выбравшись наружу, бежал. Бежал подальше от этого дома!