Джон Карр - Тень убийства

– Свинья! – прокричал сэр Джон. – Это был мой сын!

Страшный голос гулко прозвучал в пустоте.

– Тише, сэр, – сказал Толбот, схватив его за руку, – успокойтесь!…

Сэр Джон на мгновение замер, потом медленно оглянулся, голос зазвучал негромко, но нервно и звучно.

– Наденьте снова наручники, Толбот, – приказал он, протянув дрожавшие руки. – Наденьте, старина… Хорошо. Хорошо. Спасибо. А теперь… – Он нахмурился, чуть успокоился, вперил в газовые лампы невидящий взгляд. – Знаете… – нерешительно начал он, – понимаете… я очень любил своего мальчика. Кроме него… у меня ничего не было, я гордился… и думал… он умер достойной смертью… Думал, – повторил сэр Джон, – он умер… как джентльмен. И ошибался. Не мог себе даже представить, что какая-то свинья… заставила его покончить с собой… из-за того, в чем он не был виновен. Узнав об этом… – Он взял себя в руки, тяжело перевел дыхание, крепче стиснул зубы и попросил: – Будьте добры отвести меня вниз, Толбот.

Толбот двинулся к двери, откуда появился очередной полисмен в штатском, взяв сэра Джона под руку. Потом инспектор кивнул второму полицейскому, и тот повел к выходу Тедди. Все происходило без слов, без единого звука, кроме тихого звона наручников и сдавленного плача Тедди.

– Полегче с ним, офицер, – сказал сэр Джон. – Мое признание снимет с него вину. Он просто выполнял мои распоряжения. – У дверей помедлил в нерешительности, словно его одолела слабость, прищурил на нас близорукие глаза, но нес свои кандалы с гордой улыбкой. – И последнее, – твердым тоном сказал он. – В передней комнате потайного номера стоит комод в левом углу. В ящике вы найдете решающие доказательства, что Низам аль-Мульк застрелил Пьера де Лаватера 16 ноября десять лет назад. Я получил их от Грэффина. Среди прочего – фотография. Банколен, я прошу вас использовать эти свидетельства, чтобы послать его на гильотину. В той же комнате в шкафу заперта Колетт Лаверн, связанная, с кляпом во рту. Надеюсь, к этому времени она уже задохнулась. Кроме того, обнаружите короткий меч, которым я убил шофера, и пистолет, из которого застрелил сержанта Бронсона. На суде пригодятся. По-моему, все. – Он собрался с силами, слегка кивнул. – Всего хорошего, джентльмены. Видимо… больше мы не увидимся.

…После их ухода долго стояло молчание, Толбот бесцельно метался по комнате, ероша встрепанные волосы и что-то бормоча. Последние слова сэра Джона оставили горький привкус безнадежности, обреченности. Холодно, неумолимо бежали сонные утренние минуты.

– Пожалуй, пойду лучше выпущу женщину, – устало буркнул измученный инспектор.

– Я уже это сделал, – сообщил Банколен. – Она была одурманена, но скоро придет в себя…

Кто-то бросил грязное слово. Мы оглянулись на аль-Мулька. В присутствии сэра Джона египтянин прижимался к стене, а теперь горбился на оттоманке с горящими глазами. С трудом поднял дрожавшую руку с багровыми полосами от веревки и пригладил волосы. На шее еще висела тонкая петля из какой-то скрученной проволоки. Длинные кольца проволоки звякали о стену позади, концом прикрепленные к балке на крыше… Он вдруг разразился потоком брани, какую я редко слышал. Пронзительный голос стал лихорадочно громким, он тряс кулаками, рыча цепным псом.

– Тише! – рявкнул Толбот. Желтые глаза обратились к нему.

– Он думает, я на гильотину пойду? – завопил египтянин, колотя себя в грудь. – Богом клянусь, я ему покажу! В лицо плюну! Я…

– Успокойтесь!

– Нет, не успокоюсь! Не успокоюсь! Я покажу ему! – Проволока впилась в шею, и аль-Мульк вцепился в нее, корчась на оттоманке. – Освободите меня! Так и будете смотреть, как я тут сижу, словно пес, с петлей на шее? Отвечай, дурак, скотина!

Лицо Толбота пошло красными пятнами, и он тихо ответил:

– Петля запаяна, господин аль-Мульк. Чтобы снять ее, нужен резак. Я послал за ним. Обождите, и мы вас освободим.

– Руки! – простонал аль-Мульк. – Бедные мои руки! И ноги… Я встать не могу. Пес! Ох, пес…

– Осторожно, люк! – предупредил Банколен, когда египтянин попытался встать на ноги.

Аль-Мульк снова плюхнулся на кушетку.

Детектив указывал на люк в полу, который я уже заметил в нескольких футах от оттоманки, квадратный, широкий, двустворчатый. На обеих створках скобы с продетой в них палкой – конструкция весьма ненадежная.

– Если наступите, – предупредил детектив, – сразу провалитесь в нижнюю комнату. Кажется… Джефф очнулся!

С улыбкой подошел, наклонился, встряхнул меня за плечо.

– На редкость крепкий череп, старина. Удар получился скользящий, но мне бы не хотелось его получить. Ну-ка, выпейте… Теперь лучше?

– Лучше, – пробормотал я, принимая протянутую фляжку. – Только голова… Господи! Помогите мне встать.

– Признаюсь, Джефф, – сказал он, когда я с трудом поднялся на ноги, – я никогда не отводил вам той главной роли, которую вы сегодня сыграли. Вы должны были сторожить Грэффина и, я думал, спокойно бы справились. Поверьте, я пережил несколько неприятных минут, видя, как вы вошли в эту дверь и зажгли свечу…

– Вы меня видели?

– Ну конечно. Мы с Толботом все время сидели в засаде на чердаке. Вы чуть не погубили наш план. Ну да ладно!

– Вы, разумеется, – едко заметил я, – знали, где находится потайной номер.

Толбот вытер лоб.

– Момент был критический, – признал он. – Когда я услышал, что на чердаке бродят двое… Мы от вас ничего подобного не ждали и не могли быть уверены, что схватим в темноте того, кого следует. – Инспектор в замешательстве огляделся. – А ведь чердак находится прямо над большой комнатой апартаментов. Я все-таки не понимаю…

– Подойдите сюда, – предложил Банколен. Опустившись перед люком на колени, сунул пальцы в скобы, слегка приподняв палку, потом чуть поднял створки. – Взгляните и скажите, что видите.

Мы с Толботом подошли. Даже аль-Мульк очнулся от летаргии, что-то бормоча и стараясь взглянуть. В двадцати футах ниже, чуть слева, я видел стол с зеленой лампой, на котором все так же лежала, поблескивая, лысая голова Грэффина рядом с опрокинутой бутылкой виски.

– Как я вам уже говорил, – продолжал Банколен, опустив и закрепив створки, – меня сразу заинтересовал рассказ о человеке, способном попасть в апартаменты с запертыми дверями, несмотря на внимательно наблюдающих служащих, и оставлять там посылки. Конечно, я первым делом подумал про потайной ход в какой-нибудь стене. Потом услышал, что все приношения оставлялись в одном месте – на столе в центре комнаты. Не у дверей, не в спальне, а только на этом столе. Стало ясно, что Джек Кетч имеет доступ только к тому столу… Значит, он бросал посылки сверху. А когда я вспомнил их содержимое… – Присев у люка, он взглянул на меня. – Помните, на что я вам указывал, Джефф? На столе появлялись прочные, небьющиеся предметы. Книги, деревянные фигурки, веревки. Хрупкие вещи вроде игрушечных виселиц, стеклянных пистолетов, урн для праха посылались по почте, потому что иначе разбились бы. Оказалось, Джек Кетч бросал посылки сверху, никем вообще не замеченный.