Джон Карр - Читатель предупрежден

Позвонить Биллу?

Нет, лучше не надо. Он только выругает его и правильно сделает.

Он двинулся дальше по своему маршруту. Слабо освещенная улица производила впечатление вымершей. На безоблачном небе светила луна, а влажный, порывистый ветер гнал по мостовой обрывки газет.

Монотонный шум уличного движения, монотонное тиканье часов, все было монотонным. Было без двадцати минут десять. Пенник в Париже, Пенник в Париже, Пенник в Париже! Сейчас, сейчас: разве он не должен выступать по парижскому радио без четверти десять? У владельца овощного магазина на Рассел Лейн, 4-6, маленькой улочке в нескольких шагах отсюда, есть радио, и он мог зайти к нему на несколько минут и послушать. Но лучше не надо. В десять он должен был встретиться со своим сержантом, не стоит рисковать, опаздывая. Он производит этот обход с точностью до одной секунды.

Риддл еще раз поборол искушение и, придерживаясь обычного маршрута, свернул в тупичок, называемый Дорси-Стрит.

На середине пути он внезапно остановился. До его ушей донесся непривычный шум.

Он хорошо знал голоса своих улиц, как человек, много лет живущий в одной комнате, знает каждую трещинку в потолке. Его мозг регистрировал любой неожиданный звук на несколько секунд раньше, нежели сознание. Это был слабый отзвук, но Риддл, – руководствуясь своим обостренным слухом, быстро понял, откуда он идет. В стеклянном диске над массивными воротами отражался лунный свет. Дорси-Стрит, номер девять.

Рядом с девятым номером, второй этаж которого занимала семья Констеблей, находилась узкая калитка с металлической решеткой. На задах номера девятого, а Риддл знал это все, как свои собственные пальцы, за высокой стеной простирался большой сад, в который от калитки вела узкая тропинка. К огромному беспокойству квартального, эта калитка теперь была настежь открыта, и ветер со скрипом раскачивал ее. Это случилось впервые за четыре года, во время которых он патрулировал свой квартал.

Констебли были мертвы, значит, это не они отворили калитку. Жилец первого этажа находился в отъезде. В этом Риддл был уверен. В то же время он не был уверен, что делается с обитательницей верхнего этажа. В последнее время она находилась в Южной Франции, но, может быть, уже вернулась. Да, если она была дома, то во всех окнах горел свет и не раз оттуда доносились звуки веселой вечеринки. Теперь, однако, дом номер девять на Дорси-Стрит стоял тихий и темный, только непрестанно скрипела калитка.

Риддл придержал ее рукой и вошел в сад. Там нечего было осматривать, только деревья и трава, освещенная лунным светом, который погружал в густую тень часть дома. В темноте он видел очертания дома, покрытого белой штукатуркой. Вдоль каждого этажа тянулся железный балкон с узорчатыми перилами и лестницей, ведущей вниз, чтобы каждый жилец мог спускаться в сад.

Скрываясь в тени дома, Риддл осмотрелся вокруг.

И замер неподвижно, вытянув руки вперед. На газоне стоял Пенник.

Он не мог ошибиться, это лицо, на которое падал теперь свет луны, уже несколько дней смотрело на него из каждой газеты. Каштан с недавно распустившимися листьями отбрасывал густую тень, но Пенник, внимательно всматриваясь в дом, вышел из-под этого естественного укрытия.

Он был без шляпы, и его лицо (а может быть, это была вина освещения) напоминало лицо утопленника. Квартальный заметил, что он сунул руку в карман и что-то вынул оттуда. Несмотря на ветер, шумящий в ветвях, он услышал щелканье пружины и увидел, как сверкнуло лезвие ножа. Пенник сунул открытый нож в карман и стал тихо подкрадываться к дому.

Полисмен двинулся вслед за ним, держась в тени. Когда Пенник вошел на железную лестницу, Риддл был уже за его спиной. Он мог схватить его за руку, когда ясновидящий ухватился за перила. Но не сделал этого, он подождал, пока Пенник поднялся на несколько ступеней, а потом уже двинулся вслед за ним.

Этот гротесковый, почти обезьяний подъем по лестнице осуществлялся в полной тишине и темноте. Пенник до сих пор ни разу не оборачивался, и Риддл надеялся, что останется незамеченным. Он думал только об одном: в конце концов, он оказался прав. Надо было все же позвонить Биллу Уайну. Наверное, он заслужил бы хорошую репутацию у начальства.

Ах, все это не имеет значения. Леонард Риддл и так чувствовал глубокое удовлетворение. Если бы только хотел, он мог бы объяснить кое-что. Снова Пенник был в двух местах одновременно? Исключено! И Лен Риддл мог бы объяснить им, в чем заключается этот трюк! Правда, в Лондоне много знают о работе детектива, но зато слишком мало знают о браконьерах…

Железная лестница легонько заскрипела. Пенник был уже почти на втором этаже. Риддл различал на фоне стены темный силуэт окон. Внезапно ясновидящий остановился, а несколькими ступенями ниже за ним неподвижно замер квартальный. На балконе над их головами находился какой-то мужчина.

Он был среднего роста, в шляпе и держался за перила. Риддл не мог увидеть его лица, но у него было такое впечатление, что мужчина был молодым, также ему показалось, что, когда голова Пенника показалась из-за перил балкона, мужчина пережил глубокое потрясение. Несколько секунд оба молча смотрели друга на друга.

Пенник заговорил первым, таким тихим шепотом, что трудно было различить слова.

– Добрый вечер, доктор Сандерс…

«Сандерс? Сандерс? Где он слышал это имя?»

Незнакомец пошевелился и встал в оборонительную позицию на ступенях лестницы. Он тоже разговаривал глубоким шепотом:

– Что вы здесь делаете?

– Пришел уладить несколько дел…

Часы на отдаленной башне пробили три четверти десятого. Пенник, откинув голову назад, поднял в темноте руку и попытался увидеть стрелки часов.

– С точностью до секунды, – довольно прошептал он. – А что вы здесь делаете, доктор?

– Я сам бы хотел это знать, – ответил мужчина, названный Сандерсом, крепко схватившись за перила балкона. – Клянусь Богом, я сам бы хотел это знать. Если бы мне хотя бы намекнули…

– Я могу вам сказать, – проговорил Пенник и молниеносно оказался на балконе.

В этот момент полисмен начал действовать. Он ничего не драматизировал, потому что не в его натуре было драматизировать какие-либо ситуации. Просто одним ловким, большим прыжком он преодолел расстояние, отделяющее его от балкона, и согнутым пальцем деликатно постучал в спину Пеннику. Он отцепил от пояса фонарик, включил его и, когда Ленник резко обернулся, направил свет на него.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал Риддл. – Что здесь происходит?

Это был чисто риторический вопрос. Он сам не знал, какого ожидать ответа. Но вот уж чего он совсем не ожидал, это было выражение, которое он увидел на обернувшемся к нему лице. До сих пор Пенник держался уверенно и спокойно, и то, что увидел квартальный, было до того неожиданным, что потрясло его. Пенник плакал, как маленький ребенок, плакал так отчаянно, что веки у него распухли, а глаза покраснели. Дрожащей рукой он заслонился от света. Из плаксиво изогнутого рта исходило какое-то нечленораздельное бормотание.