Сара Дюнан - Родимые пятна

Тут он умолк, и сил, чтобы поднять чашку, у него оказалось достаточно. Отпив немного кофе, он продолжил:

— Лично вы с Кэролайн, если не ошибаюсь, никогда не встречались? А жаль. Это была удивительная женщина, живая, правда, немного своевольная в каком-то смысле, но очаровательная и полная энергии. Казалось, она готова к переменам, способным изменить ее будущее, к новым дружеским связям. Вообще это была сильная личность. Совсем не то, что Матильда. Словом, она подходила нам по многим показателям. В течение следующих двух месяцев мы встречались с ней неоднократно. И с каждым разом она все больше нравилась нам. В конце апреля мы предложили ей работу, она согласилась. Приехала почти сразу же. И первые шесть или восемь недель все шло просто превосходно, работа ей нравилась. Потом что-то резко изменилось. Подчас она становилась какой-то отстраненной, жаловалась на усталость, часто болела.

Мы, естественно, были обеспокоены. Матильда даже предлагала ей обратиться к врачу. Однако вскоре необходимость в этом отпала: вы, конечно, знаете, что с ней случилось. Когда она сказала нам о своей беременности, мы были просто потрясены. Особенно, жена, которая, как вы понимаете, была страшно огорчена. Конечно, я предложил Кэролайн некоторую финансовую поддержку, в чем она, вероятно, нуждалась, но было ясно, что у нас ей оставаться не стоит. Для Матильды это было бы слишком болезненно. Да и сама Кэролайн не хотела оставаться. Она уехала, насколько я помню, в начале июля. С тех пор мы ничего о ней не слышали. Нет нужды говорить, что мы часто вспоминали ее, гадая, что с ней случилось. Я теперь, увы, это знаю. И могу только одно сказать, что глубоко скорблю. Она была слишком юной для такой трагедии.

Бельмон умолк. Рассказанная им история связывала кое-какие концы. Приехала, работала здесь, затем исчезла. Календарно все сходится. Но меня терзал еще один вопрос. Хотя бы о брачных отношениях Бельмонов. Желание завести детей предполагает наличие сексуальной жизни супругов. Как это говорил Меркот о Матильде? Молодая, привлекательная и преданная… Нет, воображение в таких случаях отказывает мне. Не могу представить их на брачном ложе, как не могла в свое время представить своих родителей, занимающихся любовью. Но в конце концов это дело не мое, а Бельмона. Нет сомнений, что, дожив до его возраста, я тоже буду поругивать тридцатипятилетних, полагающих, что они имеют монополию на плотские наслаждения. Да и нет у меня оснований не верить ему.

Я очень надеялась, что мне удастся еще что-то выяснить. Но когда это, Ханна, тебе что-нибудь подавалось на блюдечке? Давай-ка, засучивай рукава, начинай трудиться.

— Она не говорила вам, кто отец ребенка?

— Мы не спрашивали, а сама она ничего об этом не говорила.

— А не делилась ли она с вами своими соображениями по поводу того, что намерена сохранить беременность?

Он молчал с минуту, затем проговорил:

— Могу только одно сказать: она не давала нам повода думать, что собирается поступить иначе.

— И не говорила, куда поедет?

— Нет.

— Еще я хотела бы спросить вас насчет денег. От близких Кэролайн мне известно, что до того, как она оставила Англию, с деньгами у нее было неважно, накопились большие долги. Говорила ли она вам об этом?

— Да нет, почти не говорила. Но у нас создалось впечатление, что некоторые материальные трудности у нее могли быть, да.

— А вы заплатили ей?

— Конечно. Мы же были ее нанимателями. И сполна оплатили ей все эти восемь недель работы.

А когда она уходила, выплатили выходное пособие за шесть недель. Кроме того, я предложил ей еще денег, но она отказалась. Помнится, я тогда подумал, что отец ребенка, кто бы он ни был, вероятно, способен обеспечить ее, и больше на этом не настаивал.

— А сколько вы ей выплатили в целом?

— Хм… Боюсь, не смогу сказать точно. Но речь, кажется, шла о годовом окладе в триста тысяч франков. Так что за три с половиной месяца это выходит что-то около ста тысяч.

Что соответствует десяти тысячам фунтов стерлингов. Малость побольше, чем потребовалось для оплаты ее жилья за три месяца и выплаты прочих долгов. Но в таком случае она вполне могла отложить что-то и на черный день. Впрочем, как ни считай, все равно выходит колоссальное вознаграждение за столь, в общем-то, легкую и приятную работу. Я сказала об этом, и Бельмон улыбнулся.

— Мисс Вульф, как вы, вероятно, догадываетесь, я человек богатый. И в силах оплачивать то, в чем нуждаюсь. А я хотел нанять хорошую девушку. И сделать так, чтобы она ценила эту работу.

— Имеете ли вы хоть какое-то представление о том, что она делала с деньгами?

Он нахмурился, будто сама постановка вопроса была ему неприятна.

— Нет, ни малейшего представления. Я просто платил, по ее просьбе перечисляя деньги в парижский банк. А уж как она распоряжалась своими деньгами, это ее дело.

— И с тех пор, как она в начале июля ушла от вас, вы ничего больше о ней не слышали?

— Нет, не слышал.

— А вы не находите это странным? Я имею в виду, что вы были столь щедры к ней, а она… Неужели вы не надеялись, что она хоть как-то будет поддерживать связь с вашей семьей?

— Я старый человек. Пути молоденьких женщин — нечто для меня загадочное. Я уже упоминал, что Кэролайн была сильной личностью. Я ни на минуту не мог допустить мысли, что она не сумеет выстоять в этой жизни. По совести говоря, я был даже благодарен ей за молчание. Ее новости, как вы понимаете, могли еще больше расстроить Матильду, которая и без того слишком слаба.

— А вы уверены, что Кэролайн не входила в контакт с вашей супругой?

— Конечно, уверен, мисс Вульф. Если бы это было так, жена мне непременно сказала бы.

— Вы уверены, что она всегда откровенна с вами?

— Не думаю, что должен…

— Извините, просто я вспомнила… ну, вы говорили, что за время пребывания Кэролайн в вашем доме они с мадам Бельмон успели привязаться друг к другу. Вот я и подумала, не могли ли они перекинуться парой слов без вашего ведома.

— Мисс Вульф, я понимаю, вам необходимо выяснить, что случилось с этой бедной девушкой, но я уже сказал все, что знаю. Все, что мы знаем.

Кэролайн Гамильтон ушла отсюда в начале июля, и с тех пор мы ничего о ней не слышали. Простите, но больше ничем вам помочь не могу.

Это был первый намек на то, что сидящий передо мной старик — фигура куда более серьезная, чем умучивший себя диетами Морис Шевалье [29]. Я выдержала небольшую паузу и спокойно спросила:

— А нельзя ли мне переговорить об этом с вашей женой?

Он улыбнулся.

— Увы, боюсь, что нет. Мне казалось, я достаточно ясно дал вам понять, что моя жена нездорова. Не хочу, чтобы ее хоть чем-то беспокоили. Я сам до сих пор скрываю от нее новости о трагической смерти Кэролайн.