Рекс Стаут - Рассказы

После этих объяснений по поводу нашего знакомства и дружбы с семьей Хокинсов, вы поймете любопытство, которое Дэл Виллетт и я испытали в тот день, когда некий Грубер заказал коляску и спросил дорогу к ферме Хокинсов. Как и сказал Дэл, у незнакомца была внешность тайного агента. Мы, как два сплетника, долго прикидывали, что за поручение у него может быть, но не пришли ни к каким выводам. При виде Грубера любой приличный человек насторожился бы, и скорее это, а не предчувствие какой-то конкретной опасности заставило меня после ужина еще раз заглянуть к Дэлу. Было чуть больше десяти, когда Грубер въехал во двор, вернул коляску, расплатился и удалился своей вертлявой походочкой по направлению к Главной, улице.

Когда я на следующий день пришел в контору, меня там поджидал Джон Хокинс.

Старик стоял перед запертой дверью, в коридоре было довольно темно, и я его не сразу узнал. Он молча посторонился, пропуская меня, а когда повернулся, я вскрикнул от удивления:

— Да это никак Джон Хокинс!

Он кивнул и пробормотал:

— Да, я к вам по делу.

Я открыл дверь, и мы вошли. Я изумленно уставился на него: при свете из окна было ясно, что за ту неделю, которую я его не видел, Джон постарел на двадцать лет.

У него тряслись руки. Он подошел к стулу и тяжело опустился на него. От обычного подавленного выражения на лице Хокинса не осталось и следа — отчаяние и явный страх сменили его. Я сразу понял, что он чего-то ужасно боится. Сев за стол и пододвинувшись к старику поближе, я спросил, что случилось.

Глаза Хокинса сверкнули, два-три раза он беззвучно пошевелил губами, силясь что-то произнести. Я с трудом расслышал, как он, запинаясь, проговорил:

— Мне нужны деньги.

Я быстро взглянул на него:

— Сколько?

— Восемь тысяч долларов.

Я был ошеломлен. Восемь тысяч долларов! В нашем округе это очень приличная сумма.

— Восемь тысяч, — глупо повторил я.

Старик наклонился вперед.

— Да, мне нужно столько, — сказал он. Его голос неожиданно окреп и стал четче. — Видите ли, Гарри, я попал в беду, но не задавайте мне вопросов, потому что я не смогу на них ответить. Я должен достать восемь тысяч долларов прямо сейчас. Это не должно быть так уж трудно. Я заплатил за ферму шесть тысяч, но сейчас она наверняка стоит в два раза больше, и за ней нет ни цента долга. Если нужно, я заложу скот и цыплят. Они стоят кучу денег. Я подумал, может, вы встретитесь сегодня с мистером Роджерсом и это оформите.

Вот почему я пришел так рано.

Я молча смотрел на него. Одновременно вопросов двадцать вертелось у меня на кончике языка, и, конечно, я не мог не вспомнить о Грубере. Но я только спросил:

— Вы уверены, что вам нужно так много?

Глаза его опять гневно сверкнули.

— А иначе я бы пришел сюда? — воскликнул он со злобным отчаянием, но тут же протянул ко мне дрожащую руку. — Прости, Гарри, я не хотел. Но я должен достать денег.

— Это не так просто, как кажется, — медленно ответил я. — Когда берут заем, особенно такой крупный, банк хочет знать, для чего его берут. Фермеры у нас в округе стали несколько опрометчивы, покупая себе автомобили и тому подобное, и Роджерс прекратил давать им кредиты.

Старик нахмурился.

— Я честный человек, — сказал он. — И ферма того стоит. Я не думаю, что будут проблемы.

— Возможно, — согласился я. — Если вы объясните, на что вам нужны деньги.

Наступила тишина. Фермер беспомощно смотрел на меня. Вдруг на его лице появилось хитрое выражение.

— Я должен эту сумму, — объявил он чуть ли не радостно. — Мужчине. — Секунду Хокинс колебался, а потом продолжил: — Человеку по имени Грубер. Я задолжал ему пять лет назад, перед тем как приехал сюда.

Я кивнул:

— Я видел вчера Грубера. Я был у Дэла Виллетта, когда он пришел нанять коляску, чтобы поехать к вам.

Странно он выглядит, этот Грубер. Хоть я и просто сельский адвокат, мистер Хокинс, но достаточно только взглянуть на этого типа. Кроме того, вы не тот человек, который будет стыдиться честного долга. Есть только одно, что может заставить вас заплатить такую сумму Груберу. Это — шантаж.

Старый фермер вздрогнул и ухватился за подлокотник кресла. Он был очень удивлен, но все-таки через минуту упрямо повторил:

— Говорю тебе, Гарри, что это долг. — И добавил: — Ну чем он меня может шантажировать? — На лице Джона застыло выражение страха. Дрожащим голосом он повторил: — Чем он меня может шантажировать?

Я встал, подошел к нему и положил руку на его плечо. Старика била дрожь.

— Вот об этом-то вы мне и расскажете, — спокойно произнес я. — Послушайте, я адвокат, и решать такие задачи — моя профессия. Может быть, мы вместе сумеем найти выход, а может, и нет, но в любом случае, если вы хотите, чтобы я вам помог, вы должны мне обо всем рассказать. Достойный адвокат не разглашает личные сведения, а я думаю, что могу считать себя достойным. Почему вы должны отдать Груберу восемь тысяч долларов?

В конце концов он мне все рассказал. Старые люди, как правило, словоохотливы, но Джон Хокинс в то утро говорил с трудом. Он тянул больше часа, и, когда наконец начал рассказ, я чувствовал, что каждое слово стоило ему крови сердца. И хотя история эта достаточно печальна, в ней нет ничего низкого или позорного, и упорство старика можно было объяснить лишь его слепой преданностью дочери. Вкратце — хоть и не лучшим образом — я перескажу ее так.

Шесть лет тому назад Джон Хокинс, чье настоящее имя Тимоти Ридер, был владельцем бара в Нью-Йорке.

Его жена умерла при родах, и Жанет, единственный ребенок, избалованная отцом и лишенная надлежащего присмотра, попала в дурную компанию. Хокинс опустил подробности, поклявшись, что Жанет не сделала ничего ужасного, но ее подставили, она была арестована и приговорена к трем годам в Бедфорде. Я, зная Жанет, поверил ему. Хокинс продал свой бар, потратил половину полученных денег, чтобы организовать исчезновение дочери, и приехал с ней на Запад.

— Грубер — Носей Грубер, как мы его звали, — вор, предатель и негодяй, — закончил свой рассказ старик. — Я проучил его в свое время. Я бы убил его вчера, но это ничего не решит. Если я не заплачу ему завтра десять тысяч долларов, он отправит телеграмму в полицию Нью-Йорка. У меня в банке две тысячи, я их на цыплятах заработал. Вот так он и вышел на меня — был в Денвере и увидел в газете мою фотографию, ту, что я вам показывал.

Хокинс замолчал, а я подумал: ну не чудо ли, что человек типа Грубера читает «Бюллетень по птицеводству» и натыкается именно на этот номер. Я отвлекся на эту пустячную мысль, неосознанно избегая серьезной проблемы — как спасти старика от разорения. Но я уже видел, что выхода нет: практически ничего нельзя сделать. Мы молчали. Хокинс без конца сжимал и разжимал пальцы, а в глазах бедняги было такое отчаяние, что я не мог выдержать его взгляда.