Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

Было уже далеко за полночь, когда я вернулся в дом миссис Рэндалл и рухнул на постель. Судя по яркости солнечного света, льющегося сквозь муслиновые занавеси, утро было уже в разгаре. Чувствуя себя совершенно разбитым, поскольку дремота, хоть и продолжительная, не принесла никакого отдохновения, я с трудом выбрался из постели, умылся, накинул одежду и вышел из комнаты.

Когда я шел к лестнице, мне показалось, что я слышу скорбные стенания, доносившиеся из комнаты, которая (насколько я знал еще по первому визиту) принадлежала отныне бывшей служанке миссис Рэндалл – Салли. Остановившись возле закрытой двери, я внимательно прислушался. Теперь я достаточно отчетливо различил приглушенные всхлипывания, перемежаемые горестными восклицаниями «Как она могла?» и «Что теперь со мной будет?». Хотя уволили ее явно по заслугам, невозможно было не пожалеть бедное создание. Однако, поскольку я ничем не мог ее утешить, я просто повернулся и поспешно спустился вниз.5

Прошло уже много времени с тех пор, как я в последний раз ел. Невероятный голод в немалой степени способствовал слабости, которую я испытал при пробуждении. Проследовав в столовую, я увидел, что стол накрыт, но на одного. Миссис Рэндалл нигде не было видно. Приблизившись к столу, я заметил сложенный листок бумаги, прислоненный к цветочной вазе, стоявшей посередине. Это была записка от моей хозяйки, в которой сообщалось, что ее вызвали по делу. Вернуться она обещала через несколько часов. Между тем она приглашала меня позавтракать; к моему глубокому удовлетворению, я увидел, что оставленная для меня трапеза состоит из толстых ломтей ветчины, нескольких сортов сыра, крутых яиц, ржаного хлеба и клубничного джема.

Сразу же сев за стол, я заправил салфетку за воротник, целиком и полностью сосредоточившись на еде. Спустя немалое время, значительно подкрепившись, я откинулся на стуле, размышляя о событиях прошлого вечера.

Несмотря на то что я не справился с первостепенной задачей (а именно, найти украденную шкатулку доктора Фаррагута), поиски мои оказались не совсем тщетны. Теперь я знал – и это самое главное, – что доктор Мак-Кензи пребывает в ожидании какой-то очень дорогой для него вещи, которую вор еще не успел ему передать. Однако, поскольку личность вора осталась неустановленной, теперь мне предстояло ее установить.

Что я о нем знал? Исходя из замечаний, которые мне удалось подслушать, явствовало, что помимо прочих услуг, которые он оказывал Мак-Кензи, ему каким-то образом удавалось сообщать анатому о лучших трупах, которые затем, под покровом ночи, можно было эксгумировать в целях вскрытия. Эту способность студент по имени Джек обозначил как «работа у него такая». Таким образом, можно было сделать логичный вывод, что человек, которого я ищу, по роду занятий каким-то образом связан с похоронами – скажем, владелец похоронного бюро или гробовщик.

Едва придя к подобному выводу, я подумал об эксцентричном соседе Элкоттов, Питере Ватти – изобретателе гроба-ледника, который он демонстрировал мне с такой гордостью. То, что Ватти мог быть замешан в какие-то противозаконные действия, казалось более чем вероятным. И, уж конечно, он не был человеком, внушавшим уверенность в честности. Как, может быть, помнит читатель, после нашей встречи у меня осталось вполне определенное чувство, что меня обвели вокруг пальца. Более того, смерть не просто интересовала Ватти, но превратилась для него в навязчивую идею.

С другой стороны, существовали веские причины сомневаться, что он и есть таинственный соучастник Мак-Кензи. Главная заключалась в его исключительной склонности к отшельничеству. Совершенно очевидно, что человек, связанный с анатомом, должен близко знать всех недавно скончавшихся бостонцев, включая несчастную Эльзи Болтон, чье оскверненное тело я с таким ужасом обнаружил на столе для вскрытия. Было очень и очень не похоже, что таким человеком мог оказаться Питер Ватти – настоящий анахорет, так или иначе осмеливавшийся покинуть свою ферму лишь пару раз в году.

Однако по своему опыту сыщика я знал, что преступником часто оказывается наименее подозреваемый человек. Поэтому я не мог с абсолютной уверенностью исключить Ватти из списка подозреваемых лиц. Впрочем, в данный момент я решил сосредоточить внимание на других версиях.

Я был крайне раздосадован, что из-за меня скелет затрещал костями в самый неподходящий момент, так как было ясно, что я вмешался в беседу, когда молодой человек по имени Джек вот-вот мог назвать имя сообщника Мак-Кензи. Тем не менее я узнал и кое-что важное, а именно, что человек, которого я ищу, явно знал или даже был близким другом Горация Раиса – извращенца-медика, который зарезал и искромсал свою подругу, продавщицу Лидию Бикфорд. Теперь этот факт являлся самой многообещающей ниточкой. Конечно, я не мог допросить Раиса непосредственно, так как он повесился в тюремной камере в ожидании казни. И все же существовал еще один потенциальный источник сведений о жизни Горация Раиса.

Посмотрев на часы, я увидел, что уже почти половина двенадцатого. Вытащив салфетку, я встал из-за стола и прошел в переднюю, где надел плащ, шляпу, и поспешно вышел на улицу.

Затем быстрыми шагами направился к Бостонскому музею.

Войдя в музей, я прямиком прошел к кабинету его владельца, Моисея Кимболла, и постучался. Никто не откликнулся.

Вспомнив прежний визит, когда нам с Сестричкой пришлось помаяться, прежде чем нас допустили внутрь, я постучал снова, но столь же безрезультатно. Кимболла явно не было на месте.

Стоя перед дверьми кабинета и раздумывая, где искать Кимболла, я заметил идущего по галерее профессора Роско Пауэлла – фокусника, который произвел такое впечатление на мой дорогую Сестричку своим, на первый взгляд, чудесным (хотя по сути отнюдь не сверхъестественным) «восставанием из гроба». Профессора легко было узнать не только по его мощной, коренастой фигуре и пышным бакенбардам, но и по плащу в красную полоску, а также по чрезвычайно высокому цилиндру, из которого он во время своих представлений выуживал целый бродячий зверинец мелких тварей.

Спеша перехватить профессора, я преградил ему путь и, прикоснувшись к полям шляпы, представился.

Какое-то время профессор изучал меня прищуренными глазами.

– Так вы – По? – не сразу ответил он. – Что вам угодно?

Я был настолько ошеломлен неописуемой грубостью его тона, что ненадолго лишился дара речи. Далеко не сразу, но все же придав лицу учтивое выражение, я спросил, не знает ли профессор, где я могу найти мистера Кимболла.

– В зале скульптур, – ответил профессор, продолжая разглядывать меня с нескрываемым неудовольствием. – А теперь, если вы не против…