Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

– Скорее, Луи! – окликнул я девочку.

Она моментально подбежала к креслу и разрезала веревки, которыми были привязаны мои руки. Взяв у нее нож, я нагнулся, перерезал веревки, державшие ноги, и вскочил.

Баллингер не подавал признаков жизни. Выбрав самый длинный кусок веревки, я встал на колени и туго связал запястья его обмякших рук у него за спиной. Затем обмотал и связал лодыжки.

– Пожалуйста, побыстрее, мистер По, – подгоняла меня Луи. – Я не успокоюсь, пока мы не уберемся подальше от этого жуткого места.

Сунув нож за пояс, я схватил Луи за руку и направился к выходу.

Тут мы услышали, как подвальная дверь распахнулась настежь. На лестнице послышались тяжелые шаги. Еще миг – и мы увидели человека с безумно блуждавшими глазами, сжимавшего ружье, из дула которого тянулась тонкая струйка дыма.

Это был Питер Ватти.

– Вы! – тяжело выдохнул он, переводя широко раскрытые глаза, покрытые сеточкой красных лопнувших сосудов, с Луи на меня. – Уж и не думал увидеть вас в живых.

И тут же взгляд его упал на распростертую за нами фигуру.

– А ну-ка в сторонку! – прорычал Ватти, поднимая ружье и делая шаг в направлении Баллингера.

– Подождите! – крикнул я, становясь между Ватти и упавшим дагеротипистом. – Что вы собираетесь делать?

– А вы что думали?! – резко ответил Ватти, лицо его исказилось дьявольской ненавистью. – Наврал мне с три короба. Притворялся, что эта его дерьмовая мазь оживит мою Присциллу.

Я услышал, как стоявшая у меня за спиной Луи перевела дух, потрясенная грубостью этого человека.

– Но как вы узнали, что Баллингер здесь? – спросил я, надеясь, что кровожадный гнев Ватти рассеется, если мне удастся вызвать его на разговор.

– Увидел, как он сюда скачет, – ответил Ватти. – Шел я через землю доктора Фаррагута, а до того весь день рыбачил на пруду Сэнди. Увидел, значит, и, задрав хвост, помчался домой за ружьем.

– А где теперь доктор Фаррагут?

– Старый осел. Клялся, что Баллингера здесь нет, когда я видел его собственными глазами. Говорил ведь ему, что продырявлю, если не уберется с моей дороги. А теперь, – добавил он, направляя ружье мне в грудь, – и вам то же скажу.

Я понял, что урезонить безумца невозможно. Считая предосудительным его явное намерение отомстить дагеротиписту, я вовсе не хотел подвергать себя и свою маленькую спутницу риску из-за такого человека, как Герберт Баллингер.

Без лишних слов я схватил Луи за руку и потащил к лестнице. Затем мы направились к входным дверям. Проходя через смотровую, я услышал низкий, прерывистый стон. Остановившись, я увидел доктора Фаррагута, навзничь лежавшего на полу; по рубашке на груди расплылось большое темно-красное пятно.

– Подожди меня снаружи, Луи, – сказал я девочке, которая, быстро утвердительно кивнув, выбежала в дверь.

Войдя в смотровую, я опустился на колени рядом с Фаррагутом. Едва взглянув на рану на его груди, я понял, что она смертельна.

Внезапно по телу Фаррагута пробежала легкая дрожь. Он открыл глаза и тупо огляделся. Губы его зашевелились, словно он пытался что-то сказать. Наклонившись, я услышал, как он еле слышно шепнул:

– Я… я умираю?

Всего несколько минут назад, когда я, связанный и беспомощный, сидел в подвале, Фаррагут, злобно издеваясь, скаламбурил насчет «приступа» и «заступа», намекая на скорую смерть моей дорогой жены. Теперь меня охватило страшное желание угостить умирающего доктора его собственным ядовитым лекарством. Язвительные каламбуры готовы были сорваться с моих губ. Боюсь, доктор Фаррагут, что, подобно другим жильцам конкордовского кладбища, положение ваше обезнадеживающее. Похоже, что вы тоже уже не жилец. При виде вас сердце мое обливается кровью, хотя и не так, как ваше.

На самом деле ничего этого я не сказал. Только посмотрел на умирающего: румянец сбежал с лица доктора, глаза закатились, челюсть отвисла, и Фаррагут издал последний хрип.

Вскочив на ноги, я стремительно бросился на крыльцо, где меня поджидала моя маленькая спутница.

– Доктор Фаррагут умер? – спросила она.

Утвердительно кивнув, я быстро окинул взглядом коляску старого врача, надеясь, что мне удастся с ней управиться, – хотелось вернуться домой как можно скорее. К моему великому разочарованию, коляска оказалась не заложена и незаметно стояла под маленьким навесом.

– Что ж, Луи, – сказал я девочке, – похоже, придется нам прогуляться пешком.

Жаль, что я не лошадь, – ответила она. – А то посадила бы вас на себя верхом и поскакала, и не успели бы мы оглянуться, как были бы уже дома. Но поскольку я всего лишь девочка, то придется пройтись. Слава Богу, луна светит ярко. Так что не заблудимся.

– Не заблудимся, если пойдем по дороге, – сказал я. – Даже в такую светлую ночь, как сегодня, короткая тропинка через лес – ненадежный путь.

Спустившись с крыльца, мы прошли через двор и направились к Лексингтон-роуд, Не успели мы как следует отойти, как ночную тишину нарушил приглушенный выстрел, донесшийся откуда-то из недр дома доктора Фаррагута.

Столкнувшись лицом к лицу с перспективой ужасной смерти, человек переживает подлинный эмоциональный взрыв. И главное среди этих чувств – непреодолимая радость.

Восстав из отвратительного подземелья Фаррагута, я почувствовал себя рожденным вновь – словно, впав в каталептический припадок и погребенный заживо, чудесным образом был поднят из могилы. Каждый вдох холодного ночного воздуха казался мне более упоительным, чем глоток лучшего амонтильядо.

Луи явно переживала то же самое. Широко шагая рядом со мной, она болтала еще больше, чем обычно, как будто внезапное освобождение смыло некую внутреннюю плотину и наружу хлынул бурный поток слов. Она изумлялась коварству доктора Фаррагута, делилась ужасом, который испытала, услышав его омерзительные откровения, разоблачала дагеротиписта как бессердечного злодея и ясно дала понять, что, хотя и порицает склонность Питера Ватти к линчеванию, ни под каким видом не способна вызвать в себе ни капли сочувствия к обеим жертвам, особенно Баллингеру.

– Думаю, что это самый страшный человек, который когда-либо жил на земле, и он не заслуживает никакого милосердия! – воскликнула она, имея в виду дагеротиписта. – И все же не понимаю, отчего мистер Ватти так ненавидит его. Мистер Ватти говорил что-то насчет того, чтобы «вернуть ее к жизни» и что мистер Баллингер солгал ему. Что все это значит, мистер По?

Хотя мне совсем не хотелось лгать своей маленькой спутнице, я не собирался описывать ужасы, с которыми столкнулся в доме Ватти, негоже было рассказывать обо всех этих мерзостях невинной девочке. Поэтому я ответил так:

– Как тебе известно, мистер Ватти так никогда и не оправился после безвременной смерти своей любимой жены Присциллы. Он до сих пор питает безумную надежду, что однажды она вернется к нему. Мистер Баллингер, играя на отчаянии бедняги, продал ему за крупную сумму мазь, которая якобы должна была воскресить его суженую.