Лилиан Браун - Кот, который разговаривал с привидениями

– Видите ли, Эфраим знал, что люди его до смерти ненавидят и только и мечтают отомстить, поэтому он их одурачил. Он отплыл в Нью-Йорк. Отправился в Швейцарию. Взял себе другое имя. Пусть люди думают, что он умер. – Адам захихикал.

Квиллер заранее протянул ему стакан воды, предчувствуя новый приступ конвульсивного веселья.

– Глотните, мистер Динглбери. Осторожнее глотайте… А что же остальные члены семьи Гудвинтера?

– Жена Эфраима вернулась на восток, так поговаривали, но на самом деле она поехала за ним в Нью-Йорк. Тогда запросто можно было исчезнуть без шума. Правительство это чёртово не совало в то время свой нос куда не следует. Правда, вышло так, что шутка обернулась против самого Эфраима. Когда он написал ту предсмертную записку, он ведь не знал, что его враги скажут, что это они его линчевали!

– А что его сыновья?

– Титус и Самсон. Они оба жили на ферме и вели дело – всё, конечно, запустили. – Его голос взлетел до фальцета, и последние слова прозвучали визгом некоего злорадства.

– Если ваш отец участвовал в этом розыгрыше, то, надеюсь, он был вполне вознагражден.

– Две тысячи долларов, – сказал Адам. – Тогда это большие деньги были – ещё какие большие! И каждые три месяца по пятьсот, чтобы папаша держал язык за зубами. Папа был религиозным человеком, он бы этого не стал делать, но он задолжал банку Эфраима. Боялся магазин свой потерять.

– Как долго продолжались ежеквартальные выплаты?

– До тысяча девятьсот тридцать пятого года, пока Эфраим в ящик не сыграл. Папаша всегда говорил мне, что он те деньги вкладывает, что нам выплачивает. Он уже был на смертном одре, когда рассказал правду и велел мне никому не говорить. Он сказал, люди просто взбесятся, ещё мебельный магазин сожгут за то, что их дурачили. – Адам уронил подбородок на грудь. Полчаса уже почти истекли..

– В этой истории есть над чем подумать, и интересные отсюда следуют вещи, – сказал Квиллер. – Спасибо за доверие.

У старика произошёл новый прилив энергии.

– У папаши моего на совести было ещё кое-что. Он похоронил работника Гудвинтеров, и они заплатили за похороны – много заплатили, если учесть, что гроб был простой.

Квиллер сразу насторожился:

– Как звали этого работника?

– Я сейчас не помню.

– Лютер Бозворт? Тридцать лет? Осталась жена и четверо детей?

– Он!

– Что случилось с Лютером?

– Одна из лошадей Гудвинтера взбесилась. Затоптала его до смерти – так, что хоронили в закрытом гробу.

– Когда это произошло?

– Как раз после того, как Эфраим уехал. Титус сказал, что лошадь он пристрелил.

В дверь постучали, и «канарейка» приоткрыла её на один-два дюйма.

– Время встречи почти истекло, сэр.

– Не пускайте её, – сказал Адам.

– Ещё одну минуту, пожалуйста, – крикнул Квиллер.

Дверь закрылась, и он сказал Адаму:

– Вы знаете, почему Гудвинтеры заплатили за похороны больше, чем требовалось?

Адам вытер рот.

– Это за молчание. Папаша бы не взял, если бы не был в долгу у банка. Папаша был религиозным человеком.

– Не сомневаюсь! Но что пытались замолчать Гудвинтеры?

Адам снова вытер рот.

– Ну… Титус сказал, что этого человека затоптала лошадь, но, когда папа поднимал тело, на нём была только дырка в голове от пули.

В дверь ещё раз постучали. Старик опять уронил подбородок на грудь, но когда пришла «канарейка», чтобы отвезти его в комнату, он оживился настолько, что шлепнул её по юбке.

На обратном пути в Норд-Миддл-Хаммок Квиллер размышлял о том, что Митч Огилви был прав в одном: старый Адам знает только кое-что. История с двойным розыгрышем была изложена с достаточным количеством переплетающихся подробностей, чтобы считать её убедительной – по крайней мере в Мускаунти, где и невероятное правдоподобно… И всё-таки действительно ли это правда? Адам Динглбери славился своим умением разыгрывать. Небылица об Эфраиме могла оказаться его последней шуткой, сыгранной со всем округом. Рассказать её журналисту – это значит наверняка дать ей ход. А какие были бы заголовки! «СМЕРТЬ ГУДВИНТЕРА – РОЗЫГРЫШ! ВЛАДЕЛЕЦ ШАХТЫ УМЕР ЗА ГРАНИЦЕЙ В 1935 ГОДУ». Телеграфные агентства подхватят, и фамилия Квиллера снова прогремит по всей стране. Но как отреагирует Мускаунти? Благородные Сыновья Петли – кто бы они ни были – могут разгромить похоронный зал Динглбери со всем его роскошным убранством, а за него ещё даже не заплачено. Могут взяться и за Джуниора Гудвинтера, главного редактора «Всякой всячины», хорошего парня, хоть и правнука настоящего негодяя. На Квиллере лежала ответственность и необходимость принять решение. Двойной розыгрыш может оказаться тройным розыгрышем.

Приехав к себе на ферму, Квиллер сразу пошёл к магнитофону. Следом за ним шли сиамцы, помахивая хвостами.

– Навострите уши, – обратился он к ним. – Сейчас вы услышите страшную сказку.

Если коты ожидали услышать Верди, то они были разочарованы. Из динамиков раздался высокий надтреснутый голос Адама: «Да-а. Мой дедуля приехал из Старого Света строить шахтные склады…»

Их уши нервно шевелились, пока они не услышали глубокий голос, который проговорил: «Какую мебель, мистер Динглбери?» Заслышав знакомый звук, Коко встал на задние лапы и дотронулся передней до магнитофона, а Юм-Юм радостно замурлыкала.

– Спасибо, – сказал им Квиллер. – Согласен, я был в голосе.

Старик говорил: «И все они немножко отличались друг от друга: есть дверцы, нет дверец, один ящик, два ящика, двойное дно, встроенный сейф, отделения для бумаг – всё, что люди пожелают».

– Йау! – сказал Коко, и Квиллер почувствовал в корнях усов знакомую дрожь. Он выключил магнитофон.

Уродливый письменный стол миссис Кобб был сделан Динглбери; как бы он ни ценился на местном рынке, Квиллер всё равно считал его уродливым. Высокие ножки, полки с дверцами, никаких отделений для бумаг, один ящик, а не два. Может, у него есть двойное дно? Он вытащил ящик и осмотрел его, потряс, понажимал на дно в нескольких местах, прощупал по периметру кончиками пальцев, постучал ладонью по боковинам, ещё раз потряс. Дно было толще, чем обычно, и там, внутри, что-то двигалось.

– Сейчас мне может потребоваться помощь, – сказал Квиллер, и Коко стал обнюхивать и трогать лапой ящик, а его хозяин проводил рукой по стенкам и пробовал нажимать на важные места. Необъяснимым образом дно ящика с одной стороны отскочило, и Квиллер его выдвинул.

В двойном дне не было спрятано драгоценностей, миссис Гудвинтер наверняка взяла их с собой в Швейцарию. Но там оказались документы, и у него пробежал холодок по коже, словно он вскрывал могилу, и прежде чем расстелить заплесневелые листы на коврике у камина, развёл огонь. Среди бумаг были счета, квитанции и долговые расписки. Почерк на одном из таких документов он узнал: