Альфред Мейсон - Дом стрелы

Ано раскрыл книгу на следующей вкладке, изображающей перышко, полностью отделенное от стручка. Оно походило на крошечный веер и выглядело необычайно хрупким и изящным. Свисающее с него на тонком, как волосок, стебельке семя походило на драгоценность.

– Что вы об этом скажете, мадемуазель? – спросил Ано, с улыбкой глядя на Энн Апкотт. – Это похоже на орнамент, изготовленный художником-миниатюристом. – Он повернул книгу так, чтобы сидящая напротив девушка могла полностью насладиться иллюстрацией.

Бетти Харлоу, очевидно, не могла совладать с любопытством. Джим Фробишер, глядя на вкладку поверх плеча Ано и думая о том, куда клонит детектив, увидел, как на книгу упала тень. Она принадлежала Бетти, стоящей рядом с подругой, опираясь ладонями на край стола.

– Можно было бы только пожелать, чтобы семя Strophantus hispidus оказалось орнаментом. – Ано покачал головой. – Но, увы, оно далеко не так безобидно.

Он повернул книгу к себе и снова стал переворачивать страницы. Улыбка исчезла с его лица, когда он дошел до третьей вкладки, изображающей ряд грубо сработанных стрел с острыми наконечниками.

Ано обернулся к Джиму.

– Теперь вы понимаете важность этой книги, мосье Фробишер? – спросил он. – Нет? Дело в том, что семена этого растения используются в Африке в качестве знаменитого яда для стрел. Самого смертоносного из всех ядов, от которого не существует противоядия. И самого коварного, так как он не оставляет следов.

Джим уставился на него.

– В самом деле?

– Да, – кивнул Ано.

Бетти неожиданно указала на нижнюю часть вкладки.

– Смотрите, под этой стрелой какая-то отметка. И что-то написано чернилами.

Джиму внезапно почудилось, будто теплый золотистый свет майского солнца, освещающий собравшуюся вокруг стола группу, стал серым и холодным, как в склепе. Две молодые, красивые и модно одетые девушки склонили свои глянцевые локоны над изображением отравленных стрел, словно студенты на лекции. А человек, читающий им эту лекцию, шел по следу убийцы и, возможно, даже сейчас смотрел на одну из этих девушек как на свою добычу, планируя отправить ее на скамью подсудимых, а впоследствии, рыдающую от страха, на воздвигнутую у тюремных ворот гильотину. Джим словно видел Ано в кривом зеркале, где его излучающая добродушие фигура выглядела зловещей и угрожающей. Как он может сидеть с ними за одним столом, спокойно показывая иллюстрации? Не выдержав, Джим прервал лекцию.

– Но ведь это не яд, а книга о нем! – воскликнул он. – Книга не может убить!

– Разве? – откликнулся Ано. – Вспомните, что сказала мадемуазель. Под этой стрелой стоит отметка: «Рисунок Е» – и надпись, сделанная профессором.

Упомянутая стрела несколько отличалась от остальных формой своего стержня, который расширялся возле треугольного металлического наконечника, подобно тому, как некоторые деревянные ручки, сужаясь сверху, расширяются у пера.

Надпись чернилами гласила: См, стр. 37.

– Страница тридцать семь. – Ано снова начал листать книгу. – Вот она. – Он пробежал указательным пальцем сверху вниз и остановился на середине листа у абзаца, озаглавленного «Рисунок Е».

Детектив придвинул свой стул чуть ближе к столу, Энн Апкотт обошла вокруг стола, чтобы лучше видеть, и даже Джим Фробишер склонился над плечом Ано. Все ощущали странное напряжение, словно исследователи на пороге открытия, и, когда Ано начал читать вслух, остальные затаили дыхание.

– «Рисунок Е изображает отравленную стрелу, временно предоставленную мне Саймоном Харлоу, эсквайром, проживающим в Блэкменс в Норфолке и в Мезон-Гренель в Дижоне. Он приобрел ее у мистера Джона Карлайла, торговца на реке Шире [23]в стране Комбе, и это самый совершенный образец отравленной стрелы, какой я когда-либо видел. Семя строфанта растолкли в воде и смешали с красноватой глиной, которой пользуются туземцы Комбе, после чего смесь размазали по головке стрелы и примыкающему к ней краю стержня, оставив нетронутым только острие. Стрела совсем новая, и раствор свежий».

Дочитав абзац, Ано откинулся на спинку стула.

– Вот вам, мосье Фробишер, вопрос, на который следует ответить. Где сейчас стрела Саймона Харлоу?

Бетти посмотрела на него.

– Если стрела находится в этом доме, мосье, то она в запертом шкафу в моей гостиной.

– В вашей гостиной? – резко переспросил Ано.

– Да. Это полумузей – мы называем его «Сокровищница». Ей пользовались и мой дядя Саймон, и мадам. Эта была их любимая комната, полная редких и красивых вещей. Но после смерти дяди Саймона мадам никогда в нее не входила. Она даже заперла дверь, связывающую эту комнату с ее гардеробной, чтобы не войти туда по рассеянности, а потом отдала ее мне. Дверь оттуда ведет в холл.

Чело Ано прояснилось.

– Понятно. И сейчас комната опечатана?

– Да.

– Вы когда-нибудь видели эту стрелу, мадемуазель?

– Не припоминаю. Я только один раз заглядывала в шкаф. Там хранятся страшноватые вещицы. – Бетти поежилась.

– Возможно, что стрела так и не вернулась в Мезон-Гренель, – заметил Фробишер. – Профессор охотно оставил бы ее у себя.

– Если бы мог, – отозвался Ано. – Но коллекционер редкостей вроде Саймона Харлоу едва ли позволил бы ему это. – Некоторое время детектив сидел молча. – Знаете, о чем я думаю? – заговорил он наконец и сам же ответил на свой вопрос: – Я думаю о том, не был ли в самом деле Борис Ваберский седьмого мая на улице Гамбетта неподалеку от лавки Жана Кладеля.

– Ваберский? – воскликнул Джим. Неужели Ано считает его преступником? Почему бы и нет? Ведь Борис думал, что по завещанию миссис Харлоу все достанется ему.

– Не делал ли он там то, что приписывал вам, мадемуазель Бетти? – продолжал Ано.

– Платил! – воскликнула Бетти.

– Платил или, что более вероятно, извинялся за неуплату, а может быть, что самое вероятное, забирал стрелу, очищенную от яда.

Похоже, Ано наконец отказался от своих недомолвок. Его подозрения, подобно стреле с иллюстрации, летели прямо к очевидной цели. Джим глубоко вздохнул, как человек, пробудившийся от ночного кошмара. Девушки также ощущали явное облегчение. Энн Апкотт отодвинулась от стола, а Бетти бормотала, словно обращаясь к самой себе:

– Мосье Борис! Мосье Борис! Я никогда об этом не думала! – К восторгу Джима, в ее голосе звучали нотки жалости.

– Но вы не должны огорчаться, мадемуазель. В конце концов, он так с вами обошелся, что недостоин вашего сожаления.

В словах Ано Джиму почудилась легкая ирония. Щеки Бетти порозовели.

– Я видела его полчаса назад сидящим здесь в слезах. – Она с отвращением пожала плечами. – Худшего я ему не желаю. Я вполне удовлетворена.

На губах Ано мелькнула странная улыбка. У Джима время от времени создавалось впечатление, что под спокойной личиной вопросов и ответов между детективом и Бетти Харлоу ведется дуэль, в процессе которой то один, то другой из участников получали небольшие царапины. На сей раз, похоже, пострадала Бетти.