Фриман Крофтс - Самое запутанное дело инспектора Френча

– Хэттон-гарден? – повторил он. – Потрясающее совпадение. Ведь я как раз работаю в фирме по продаже алмазов на Хэттон-гарден! Я вообще всех их знаю. Кто же это?

Инспектор Френч был озадачен. Или Вандеркемп – а теперь не было сомнений, что перед ним именно Вандеркемп, – невиновен, или он невероятно талантливый актер. Френч намеренно помедлил с ответом.

– Неужели вы ничего не знаете? – спросил он с искренним удивлением. – И долго вы не получали вестей из Лондона?

– Никаких не было, с тех пор как я уехал, а уехал я почти три недели назад. Ночным рейсом двадцать пятого ноября, если быть точным.

– Двадцать пятого! Ну, знаете, вот это тоже совпадение так совпадение. Как раз в ту самую ночь убили мистера Гетинга.

Вандеркемп мгновенно замер и вцепился руками в подлокотники кресла.

– Что? – вскрикнул он. – Это не Чарлз Гетинг из фирмы «Дьюк и Пибоди»?

Френч, теперь уже в открытую изучая пожилого коммивояжера, кивнул.

– Именно он. Значит, вы его знали?

– Конечно знал. Да что вы, это же моя фирма! С ума сойти, бедный старина Гетинг! И сейф, говорите, обчистили? Да неужели же коллекция камней мистера Дьюка похищена? Да быть этого не может!

– Все камни, сэр. И деньги в придачу. Убийца обчистил весь сейф.

Вандеркемп присвистнул, потом выругался.

– Расскажите, как все было, – потребовал он.

Френч был еще больше озадачен. Поведение коммивояжера, его нескрываемые эмоции, его вопросы – все, казалось, говорило о его невиновности. В уме инспектора зашевелились сомнения: может, этим объясняется… Он не отвечал, обдумывая, каким способом выманить из Вандеркемпа всю правду.

Но Вандеркемп тоже погрузился в размышления, и вдруг на его лице выразилась еще большая тревога. Он как будто хотел заговорить, но заколебался, и в глазах блеснуло какое-то подозрение. Он прокашлялся, потом изменившимся голосом спросил:

– Когда это произошло?

Френч быстро подался вперед и, глядя в упор на своего собеседника, сказал глухо и жестко:

– Вот об этом я хочу спросить вас, мистер Вандеркемп.

Коммивояжер отшатнулся. Он ничего не ответил, а настороженность сменилась неподдельным волнением, росшим с каждой секундой. Наконец он заговорил.

– Мне только что подумалось, когда вы обо всем этом рассказали: наше знакомство вовсе не такая случайность, как я сперва полагал. Вы подозреваете меня, это ясно. Не знаю, что произошло, не знаю, что вы имеете против меня, но скажу сразу: я не только абсолютно непричастен, но вообще не знал о совершенном преступлении до вашего сообщения. Я вам обо всем расскажу и отвечу на любые ваши вопросы, поверите вы мне или нет.

Френч кивнул. Да, конечно, если он виновен, то актер превосходный. Но, возможно, он и не причастен ни к чему; поэтому Френч ответил осторожно.

– Я ни в чем не обвиняю вас, мистер Вандеркемп. Но против вас есть определенные подозрения. Возможно, вы сумеете все объяснить. Надеюсь, что сумеете. В то же время должен предупредить: если вы не сможете дать убедительных объяснений, вас могут арестовать, и в этом случае все, что вы сейчас скажете, может быть обращено против вас.

К этому моменту Вандеркемп уже сильно встревожился. Лицо его побледнело и болезненно исказилось. Он немного помолчал, сидя в глубокой задумчивости, потом вдруг резко взмахнул рукой, будто отметая всякую осторожность, и заговорил.

– Я расскажу вам, что знаю, инспектор. Не знаю, может, это глупо, раз вы можете меня арестовать. Но, уверяю вас, все это чистая правда.

Он взглянул на Френча, и тот одобрительно кивнул.

– Конечно, я вам не советчик, мистер Вандеркемп, – произнес он, – но думаю, что вы поступаете мудро.

– Я в затруднении, – продолжил Вандеркемп, – потому что не знаю, о чем вам известно. Наверное, было бы лучше, если бы вы задавали мне вопросы.

– Я задам их, но сначала хотел бы услышать ваш рассказ. Мне известны ваше имя и положение в фирме. Кроме того, известно, что мистер Скоофс двадцать первого ноября получил письмо, в котором его просили отправить вас в Лондон за инструкциями относительно командировки в Швецию. Кроме того, знаю, что вы покинули свою комнату на Кипкерстраат в восемь тридцать вечера двадцать четвертого ноября. Еще мне достоверно удалось кое-что узнать о ваших последующих переездах, но пока я об этом умолчу. Я бы хотел, чтобы вы сделали вот что: дайте мне подробный отчет о своих действиях с момента выхода из своей квартиры до настоящего времени.

– Конечно я это сделаю, – порывисто сказал Вандеркемп, словно желая поскорее оправдаться. – Но вот о чем я должен сказать прежде всего. Вы, скорее всего, знаете об этом от мистера Дьюка, но я все равно скажу. Я ездил в Лондон за инструкциями, которые передаются лично. Вы видели копию письма?

Френч, никогда не терявший бдительности, сведениями не сорил. Он не знал, что имеет в виду сотрудник фирмы, и потому сказал просто:

– Должен признаться, не видел, мистер Вандеркемп. Я просто обязан сверить ваши слова с информацией, имеющейся в моем распоряжении.

– Хорошо. Тогда, хоть вы наверняка уже об этом знаете, я на всякий случай повторю. Я получил дополнительные пояснения о необходимости моего приезда в Лондон. Мистер Дьюк написал мне личное письмо на адрес моей квартиры, в котором распорядился… да вот оно, со мной, можете сами посмотреть.

Вандеркемп достал из кармана конверт и протянул инспектору. В конверте лежало письмо, внешне почти такое же, как фальшивка, полученная Скоофсом. Оно было отпечатано на дешевой казенной бумаге с фирменным штемпелем, с теми же реквизитами и тем же шрифтом. Под лупой обнаружились те же дефекты в пропечатке букв «п» и «д», подпись явно была подделана, а на обратной стороне листка обозначились выпуклости от сильных ударов по клавиатуре машинки. Было очевидно, что обе фальшивки написаны одним человеком на пишущей машинке хэттон-гарденской конторы. Текст послания был следующим:

Уважаемый Вандеркемп!

В дополнение к моему письму для мистера Скоофса относительно Вашего приезда в Лондон в среду утром 26 ноября сообщаю Вам: дело, в связи с которым нам необходимо встретиться, оказалось более срочным, чем я предполагал вначале. Вследствие чего прошу Вас прибыть скорее, а после наших переговоров немедленно выехать в Париж, а не в Стокгольм. Я вернусь в контору после обеда во вторник вечером, 25 ноября, и буду рад, если к 20.30 Вы придете ко мне за дальнейшими указаниями. Это позволит Вам в 21.30 отбыть в Париж – через Саутгемптон и Гавр.

Хотел бы подчеркнуть, что, поскольку данное дело сугубо конфиденциально, я буду Вам обязан, если изменение сроков Вашего отбытия Вы сохраните в тайне.

Искренне Ваш

Письмо было очень интересно, а вот в качестве улики, к огорчению Френча, совершенно не подходило. Если письмо Вандеркемпу действительно прислали, то обвинение с голландца можно снять; если же коммивояжер сам состряпал это письмо, то его вина налицо. Конечно понятно, что конверт был с европейским штемпелем и соответствующей датой, но опять же нет доказательств, что это письмо пришло именно в нем. Эти мысли промелькнули в уме инспектора, но он оставил их на потом, и снова обратился к собеседнику.