Наталья Александрова - Игра случая

«Новое дело, – подумал выглянувший в окошко дежурный, – психи сами приходят в такую даль, возить не надо. Что ж ты, тетя, так поздно? Закрыто у нас!»

Но Алевтина продолжала стучать, плача и крича. Охранник вышел и спросил, какого лешего ей надо так поздно? Алевтина довольно внятно объяснила ему про мужа и про звонок врача, что муж ее бредит и ждет ее, вот она и приехала.

Дежурный очень удивился и сказал, что к ним по «скорой» не возят, у них клиенты свои, проверенные, а если человеку на улице плохо, то его в простую больницу везут, а уж там, если определят, что псих, так и то не к ним, а в Сухово-Кобылина, а у них в четвертой психушке в основном хроники, которых не вылечишь, так это когда еще такой диагноз поставят.

Но Алевтина так упрашивала его позвонить на отделение, что он поддался на ее уговоры и позвонил. Заспанный дежурный врач грубо ответил, что никакого Рахмана Муратова он и в глаза не видел, никого к ним сегодня не привозили, а если тетка будет скандалить, то позвать санитаров, оформить как новенькую и сунуть пока на женское отделение, а утром врачи придут, разберутся.

Все это сердобольный охранник поведал Алевтине, она испугалась, что правда запрут в психушку, и затихла. Дежурный напоил ее чаем и разрешил посидеть у себя до утра, потому что первый рейсовый автобус будет только в 7.30. Алевтина немного успокоилась и прикорнула в уголке, решив, что она тогда по телефону от расстройства все перепутала, и, может быть, Мурат уже сам вернулся в квартиру и спокойно спит дома. Однако в пять утра охранник разбудил ее словами:

– Ну, повезло тебе, срочный вызов у нас есть в город. Сейчас поедут, и тебя захватят.

Санитары, злые, как черти, запихнули Алевтину в машину, беспрерывно ругаясь.

Из их разговора Алевтина поняла, что их постоянный клиент, отпущенный из больницы в период ремиссии, неожиданно и совершенно не ко времени запсиховал.

– И ведь не мог до утра подождать, сволочь! Ведь среди ночи поднял! Говорил я доктору Иван Степанычу, не выписывайте вы его, себе дороже обойдется. Нет, говорит, мест нету, пускай они его сами дома кормят. Вот теперь тащись за ним в такую рань. Тебе куда, девушка? – обратился он к Алевтине.

– На Петроградскую.

– А нам на Черную речку. Так мы уж тебя подбросим поближе, а то метро закрыто еще.

– Поспешить бы надо, – нерешительно сказал второй санитар. – Там четверо его держат. Силы у них кончатся, так он в окно сиганет.

– А сиганет, так и черт с ним! Он мне на отделении уже вот как надоел.

Дома Алевтина застала только кота Тимошу, который очень ей обрадовался, потому что не привык подолгу бывать один. В комнате тети Нюры буфет был отодвинут от окна, но Алевтина в расстройстве этого не заметила.

Мурат объявился только днем, замерзший и дрожащий. На все ее вопросы он только мотал головой и прятал ее, свою бедную голову, в подушку, но Алевтина так обрадовалась, увидев мужа целым и невредимым, что особенно его и не расспрашивала. Что случилось в квартире за время их отсутствия, Алевтина с Муратом узнали значительно позже.

В замке заскрежетал ключ. Глаза наши привыкли к темноте, и теперь я отчетливо видела при свете уличного фонаря из окна тревожные лица Борьки и Надежды. Можно было еще подумать, что это просто вернулись соседи, но нет – дверь аккуратно прикрыли и свет в коридоре не зажигали. Послышались крадущиеся шаги и шепот. Дверь тети-Нюриной комнаты тихонько приоткрылась, и мы увидели как по стенам заплясал луч фонарика.

– Это здесь, – раздался приглушенный голос, по-моему, мужской.

Грабителей было двое, мужчина и женщина, она подошла к окну и задернула шторы, а в это время Борька бесшумно соскочил с дивана и подкрался к выходу из ниши, сжимая в руках разводной ключ, а я и не заметила, когда он успел прихватить его из машины. Надежда дернула его за рукав и отрицательно покачала головой: «Рано!»

Борис недовольно на нее оглянулся – его переполнял боевой пыл, он весь кипел от желания подраться. Я смотрел на него с удовольствием – давно уже мне не приходилось видеть его в такой хорошей форме! Тем временем ночные гости бесшумно, как им казалось, обследовали комнату. Кто-то из них зацепился ногой за стул, стул с грохотом рухнул. Судя по тому, что последовала серия ругательств, произнесенная приглушенным мужским голосом, пострадавшей стороной был мужчина. На какое-то время наступила тишина. Луч фонарика скользил по стене, пока не осветил изразцы, которыми был облицован камин.

– Вот он – камин! – вполголоса произнес мужчина.

– Тише ты! Сама вижу, что камин! – прошептала женщина. – Тайник ищи!

Луч света в темном царстве тети-Нюри-ной комнаты заскользил вдоль камина. Наконец раздался радостный возглас: видимо, грабитель нашел нужный изразец. Я смотрела на освещенный фонариком участок камина, стараясь не пропустить ничего интересного. В пятне света показалась мужская рука, она надавила на плитку, и тут же раздался легкий скрип, словно открылась какая-то дверца. Луч фонарика переместился, и я увидела, что часть облицовки камина отодвинулась, открыв тайник. Рядом тихо ахнул Борька. Надежда шикнула на него, но грабители были так увлечены своим занятием, что ни на какие звуки не обращали внимания. Они шарили в тайнике.

– Вот оно! – радостно воскликнула женщина, вытаскивая какую-то картонную папку.

Вырывая ее друг у друга, они торопливо развязали завязки, раскрыли папку…

– Что это? – закричал мужчина чуть не в полный голос. – Где же картинки? Тут только письмо какое-то!

– Что еще за письмо? – злобно прошептала женщина. – Ну-ка, посвети мне.

– А можно свет зажечь? Соседей все равно нету, а так не видно ни черта…

– Можно, – громко сказала Надежда, выбираясь из ниши и подходя к выключателю.

Комнату залил яркий свет. Картина называлась «Не ждали». Около камина стояли в полной растерянности двое грабителей – молодой прилично одетый мужчина с совершенно растерянным лицом и женщина лет этак от двадцати восьми до сорока, причем было заметно, что на самом деле ей к сорока, а она старается всем доказать, что ей двадцать восемь. Женщина была довольно смазливая, но совершенная стерва – вы уж мне поверьте на слово. В руках у не была та самая раскрытая папка. А на лице – ненависть и изумление, и, что интересно, смотрела она на моего мужа Бориса.

И опять таки, что интересно, Борька тоже смотрел на нее, отвесив челюсть.

– Оксана?! – большего удивления я не слышала в его голосе с тех пор, когда, наверное по глупости, согласилась стать его женой. – Оксана, что это ты здесь делаешь?

– Не видишь – примус починяю!

– А-а! – радостно завопила я. – Так вот, оказывается, кто к нам пожаловал – твоя знаменитая новая (или уже старая) женушка! Она еще ко всем своим достоинствам, старушек грабит! Ну ты хорош – с уголовницей связался!