Татьяна Степанова - Все оттенки черного

— Ну хорошо, и последнее. Кать, а сама-то ты как думаешь: даст вам что-нибудь нынешний допрос Хованской? — Нина тревожно смотрела на подругу. — Может, я ошибаюсь, но у меня такое ощущение, что чем больше в этом деле фактов, намеков, догадок, подозрений, тем все дальше и дальше реальная возможность… узнать правду.

— Как показывает практика, допросы подозреваемых вообще мало что дают для установления истины по делу. Следователь и подозреваемый очень редко искренни друг с другом.

— Так зачем тогда тратить время на эти ваши допросы?

— Процессуальная формальность, — Катя хмыкнула. — Но иногда… Знаешь, Нина, иногда полезно спросить человека кое о чем прямо, отбросив и церемонии, и правила вежливости. Посмотреть на его реакцию.

— И что же ты спросишь у Хованской, отбросив правила вежливости? Не она ли прикончила всех этих несчастных?

— Не-а, — Катя покачала головой, — Это пусть Никита спрашивает. А мне хотелось бы узнать от нее другое: каково это в наше время считать себя истинной ведьмой? И одно ли это и то же: верить в собственную сверхъестественность и одновременно при помощи целого набора манипуляций заставлять верить в это других?

Допрос Олега Смирнова, хотя на него и возлагались огромные надежды, был кратким. Колосов четко помнил свое обещание, что основателю «Табакерки грез» будут задаваться лишь конкретные вопросы, какими бы нелепыми и странными они ни казались на первый взгляд. За Смирновым на дачу отрядили сыщиков из отдела по раскрытию убийств. И когда режиссера доставили в опорный пункт, в доме не допрошенными оставались лишь Хованская и мальчик. Такое «рассредоточение» фигурантов вполне устраивало стражей порядка, стремившихся свести до минимума контакты между подозреваемыми. Однако у Колосова сложилось впечатление, что после гибели вдовы обитатели май-горской дачи и сами не особенно стремились к тесному общению друг с другом.

Когда Смирнов переступил порог опорного пункта, вид его снова поразил Колосова. Если раньше режиссер выглядел не слишком-таки презентабельно, то теперь… теперь от прежнего Олега Смирнова, известного всей стране по фильмам и фотографиям в газетах, не осталось и следа. Перед ними был старик или неизлечимо больной.

«Дикий взгляд» — другими словами Колосов просто не в силах был передать выражение его глаз. Это был взгляд человека, который видит цунами или тайфун, вот-вот готовый обрушиться на его голову, а у него уже нет возможности спастись. И Колосову стало при взгляде на Смирнова очень не по себе.

— Садитесь, Олег Игоревич, пожалуйста, вот сюда. — Караулов, которому предстояло официально допрашивать Смирнова, поднялся ему навстречу. — Вам что, плохо? Снова приступ? Может, «Скорую»?

— Нет. Ничего не нужно. Извините. — Смирнов грузно опустился на стул.

«Старик, совершенная развалина, — подумал Колосов, и сердце его защемило. — Ведь держался-то прежде молодцом, и вот в несколько считанных дней одряхлел…»

— Олег Игоревич, мы пригласили вас в качестве свидетеля по уголовному делу, — Караулов пристально разглядывал Смирнова. — Вы, конечно, понимаете, насколько все это серьезно. Вольно или невольно, но вы оказались причастны к делу о трех убийствах.

— Я… я никогда не предполагал, что такое может случиться. Не верил… Саша умерла… — Смирнов словно произносил заученный текст старой, набившей оскомину трагедии. — Я просто не верил, что такое возможно…

И тут Колосову бросилась в глаза одна деталь. Он замечал ее и прежде, в беседах с другими обитателями май-горской дачи. Но поначалу не придавал значения этим странным ПАУЗАМ В ВОСКЛИЦАНИЯХ. Точно это пробелы каких-то привычных слов, произнести которые язык не поворачивался. Слов, касающихся…

Ни Смирнов, ни Сорокин, ни покойная Александра Модестовна, ни Ищенков, как припоминал Никита, никогда не употребляли восклицаний с обращением к Богу — самых обычных, из тех, что у всех на устах: «господи», «боже мой».

— Олег Игоревич, вы позвонили в милицию и сообщили об убийстве. Почему вы в тот момент были уже уверены, что Александру Чебукиани убили, а не что с ней приключился сердечный приступ? — спросил Колосов.

— Саша была мертва, когда я подбежал… Я подумал… Вы же говорили, что после смерти этой несчастной девочки тут была еще одна смерть, умышленное убийство. И я подумал… это снова произошло. — Вы кого-нибудь подозреваете?

Смирнов вытащил из кармана платок. На этот раз самый обычный — клетчатый, носовой; промокнул вспотевший то ли от нестерпимой духоты, то ли от волнения лоб.

— Я никого не подозреваю, — сказал он.

— Олег Игоревич, будьте добры, вашу руку. Левую, — попросил Колосов. — Где вы так поранились? Давно?

— Во время репетиции. В театре. — Смирнов опустил руку. Она повисла плетью.

— Зря вы нас обманываете. Нам многое известно. Учтите, — подал голос Караулов.

— Что вам известно? — глухо спросил Смирнов.

— О ваших отношениях с Хованской. О Школе так называемой холистической психологии. Об этой чертовой черной мессе на горе!

— Я впервые слышу от вас о холистической психологии, молодой человек.

Странно, но тут Колосову показалось, что фигурант не лжет. Возможно, ни о какой такой Школе у него с Хованской речь не шла. Ведь она (как выяснил Обухов) давно уже считалась у своих прежних единомышленников — «холистистов» самозванкой. И, возможно, со Смирновым они сошлись совершенно на иной почве… Так на какой же?

— Олег Игоревич, ответьте мне, вы вот… в церковь ходите? — спросил вдруг Колосов. — Сейчас вон коллеги ваши по творческому цеху каждое Рождество и Пасху в Елоховском! соборе как примерные христиане со свечкой выстаивают. А вы ходите в церковь?

— Я не примерный христианин.

— Я же не спрашиваю вас, верите ли вы, я только хочу знать: хотя бы случайно в храм заглядываете?

Смирнов пожал плечами. Попытался усмехнуться. Усмешка вышла кривой и жалкой.

— А в ведьм вы верите? — задал Колосов, не моргнув глазом, следующий вопрос.

— Вы что… вы что, шутите, молодой человек?

— Нет, не шучу…

— Простите, это… это… да что за чушь? Это розыгрыш, что ли, дурного тона?!

— Юлия Павловна Хованская, как я слыхал, считает истинной, настоящей ведьмой и, кажется, успешно кое перед кем эту роль разыгрывает.

— Юлия Павловна не идиотка, — Смирнов снова пожал плечами. — Простите, но я никогда не думал, что в милиции мне начнут задавать подобные дикие вопросы.

— А какой же вопрос не покажется вам диким, Олег Игоревич? — подхватил нить беседы Караулов. — Я, например, могу и такой задать: не имеете ли вы, вы лично, самого прямого отношения к тому, что происходит в Май-Горе?

Смирнов понес руку к горлу.